Однако в тот час Финарфин отказался продолжать путь и повернул назад, охваченный горем и исполненный горечи против Дома Феанора, ибо Олвэ Алквалондский приходился родней ему; и многие из народа Финарфина ушли вместе с ним. Скорбно побрели они вспять, но вот, наконец далекий луч маяка Миндон на Туне вновь забрезжил для них в ночи; и пришли они наконец в Валинор. Там получили они прощение Валар, и Финарфин поставлен был править нолдор, оставшимися в Благословенном Королевстве. Но не вернулись с ним его сыновья, ибо не пожелали они покинуть сыновей Финголфина, а весь народ Финголфина, невзирая ни на что, шел вперед, побуждаемый голосом крови и волею Феанора и убоявшись суда Валар, ибо на многих лежала вина за Братоубийство в Алквалондэ. Притом же, Фингон и Тургон обладали отважным и пылким нравом, и, раз за что-то взявшись, не бросали начатого, пусть даже и горькие плоды сулило оно. Потому основной отряд продолжал путь; и беды, предреченные Мандосом, не заставили себя ждать.
Нолдор наконец углубились далеко на север и увидели первые ледяные глыбы-зубья, плавающие в море, и поняли, что приближаются к Хелькараксэ. Ибо землю Аман, что на севере выгибалась к востоку, от восточных берегов Эндора (то есть Средиземья), что сильно выдавались к западу, отделял только узкий пролив, в котором сливались воедино студеные воды Окружного моря и волны Белегаэра. Там нависали густые туманы и марево смертоносного холода; там морские потоки загромождались ледяными скалами, что с грохотом сталкивались друг с другом, и слышался скрежет глыб, таившихся глубоко под водой. Таков Хелькараксэ, и никто еще не отваживался пересечь этот пролив, кроме Валар и Унголиант.
Засим остановился Феанор, и заспорили нолдор, что же теперь предпринять. Уже изведали они леденящий холод и липкие туманы, сквозь которые не проникал звездный луч; и многие раскаялись в том, что ушли, и принялись роптать – особенно же те, что следовали за Финголфином; и проклинали они Феанора, объявляя его причиною всех несчастий эльдар. Феанор, зная об этих речах, посоветовался со своими сыновьями: два способа только видели они перебраться из Арамана в Эндор: через пролив либо на кораблях. Но мнилось им, что Хелькараксэ преодолеть невозможно, а кораблей было слишком мало. Многие суда погибли во время долгого плавания, и тех, что осталось, недоставало, чтобы перевезти столь огромное воинство за один раз; однако никто не желал ждать на западном берегу, пока другие переправляются первыми: страх перед предательством уже овладел душами нолдор. Потому Феанор и его сыновья задумали захватить все корабли и тотчас же отплыть, ибо после битвы в Гавани флот был в их руках: на кораблях находились только те, что сражались в Алквалондэ и сохраняли верность Феанору. И, точно явившись на его зов, задул северо-западный ветер, и Феанор тайно увел всех тех, на чью преданность мог положиться; и они поднялись на корабли и вышли в открытое море; Финголфин же остался в Арамане. А поскольку море в том месте было совсем узким, Феанор, правя к востоку и немного южнее, переправился без потерь, и первым из всех нолдор вновь ступил на берега Средиземья; а причалил Феанор в устье залива, что зовется Дренгист и вдается в Дор-ломин.
Когда же высадились нолдор, Маэдрос, старший из сыновей Феанора, который некогда был другом Фингона – до того, как лживые наветы Моргота разделили их, – обратился к Феанору, говоря: «Какие корабли и каких гребцов отправишь ты назад, и кого доставят они сюда в первую очередь? Уж верно, Фингона отважного?»
Тогда Феанор рассмеялся, точно одержимый, и воскликнул: «Никого не пошлю я, никого не доставят сюда! Не почитаю я большой потерей то, что оставил на том берегу: лишнее бремя в пути – вот чем явили себя они. Пусть же те, что проклинали мое имя, проклинают меня и далее, и слезами вымаливают себе позволение вернуться в золоченую клетку Валар! Пусть сгорят корабли!» И Маэдрос был единственным, кто остался в стороне, когда Феанор приказал поджечь белоснежные ладьи телери. Так в краю, что звался Лосгар, в устье залива Дренгист нашли свой конец прекраснейшие из кораблей, что когда-либо бороздили море; и запылал огромный костер, яркий и повергающий в ужас. Финголфин и его народ издалека увидели отсвет пламени, алые отблески у кромки облаков – и поняли, что преданы. Таковы были первые плоды Братоубийства и Приговора нолдор.