– Нет, я не видел этого достойного человека, – покачал головой Гвиндор. – Но был слух – об этом говорили даже у нас на рудниках, – что он так и не покорился Морготу, и за это Враг проклял Хурина и весь его род.
– Да, в это легко верится, – задумчиво кивнул Турин.
Эльф и человек покинули берега Ивринь и начали спускаться по течению Нарога. Скоро их остановил передовой эльфийский дозор и доставил в крепость Финрода. Так Турин попал в Нарготронд.
Поначалу даже друзья не узнали Гвиндора. Он покинул Нарготронд сильным, гордым воином, а вернулся похожим на Смертного, стоящего на рубеже старости. Только дочь Короля Ородрефа, Финдуилас, узнала его и обратилась с приветствием. Когда-то она любила Гвиндора и он любил ее, называя Фаэль-Ивринь, Солнечный Блик на водах Ивринь. Вслед за ней Гвиндора признали и другие. Из уважения к несчастному соотечественнику с почетом встретили и его товарища. Но когда Гвиндор готов был назвать его имя, Турин перебил его и представился сам.
– Я – Арагвэйн, сын Умраха, простой охотник, – быстро сказал он.
Может, кому и показалось странным такое имя, ибо означало оно «Запятнавший себя кровью сын Злой Судьбы», но эльфы Нарготронда не стали его ни о чем расспрашивать. Скоро Турин снискал любовь и приязнь не только у Короля Ородрефа, но и у многих жителей, и неудивительно. Он только что вступил в пору зрелости; в облике его многое напоминало Морвен Эледвень – темноволосый, сероглазый, был он красив, как никто из Смертных в Стародавние Дни. Манеры, усвоенные в молодости в Дориате, давали возможность принять Турина за представителя одного из лучших родов Нолдоров, поэтому не случайно часто звали его Аданэдел, Человек-Эльф. Мастера Нарготронда по его просьбе перековали Англахэл, и теперь лезвие, по-прежнему черное, горело тусклым огнем. Турин дал мечу новое название – Гурфанг, Смертоносная Сталь. В первых же боях на границе Охранной Долины он стяжал славу удалого воина и новое имя – Мормегил, Черный Меч. Эльфы одобрительно говорили: «Разве что Рок справится с ним, а больше никому не одолеть нашего Мормегила». Они подарили ему кольчугу гномьей работы, а сам Турин, перебирая как-то оружие в арсенале, разыскал вызолоченную гномью боевую маску и часто надевал ее в бою. Враги бежали от него, завидев издали.
Случилось так, что со временем сердце Финдуилас неожиданно для нее самой обратилось к отважному воину. Однако Турин, казалось, не замечал этого. Загрустила дочь Короля. Она все больше молчала теперь, и даже красота ее слегка потускнела.
Перемены эти не укрылись от любящего взора Гвиндора, и однажды он сказал Финдуилас:
– Славная принцесса! Я не хочу, чтобы между нами лежала тень недосказанности. Моргот разрушил мою жизнь, но тебя я люблю по-прежнему и по праву любви скажу: иди за своим сердцем, но подумай: мудро ли Старшим Детям Илуватара связывать свою судьбу с Младшими? Коротки их дни на этой земле, и разлучаемся мы с ними до конца мира. Конечно, случается всякое, дороги судьбы неисповедимы, но только этот человек – не Берен. Искушенный глаз легко различит знак Судьбы, отметивший его, но это – злая судьба. Не касайся ее! Если ты пойдешь за своим сердцем, любовь предаст тебя на горе и гибель. Выслушай мои слова: человек этот действительно окровавленный сын злой судьбы, его истинное имя – Турин, сын Хурина, заклятого Морготом на вечные муки в Ангбанде. Враг проклял весь их род. Не искушай же понапрасну мощь Моргота! Посмотри! Это ее отпечаток у меня на лице!
Долго думала Финдуилас, но сказала лишь:
– Турин, сын Хурина, не любит меня и, видимо, никогда не полюбит.
Скоро Турин узнал от принцессы, что имя его открыто. В гневе бросился он к Гвиндору:
– Ты спас и охранял меня, привел сюда – я признателен тебе. Но тем горше получить от тебя такой удар! Выдав мое имя, ты навлек на меня проклятье Моргота, которого я надеялся избежать.
Гвиндор резонно возразил на это:
– Но ведь проклятье лежит на тебе, а не на твоем имени. – И с этим они разошлись.