Сильмариллион

Взял Аули большой молот, чтобы разбить гномов, и заплакал при этом. Но сжалился Илюватар над Аули, простил его за раскаяние. А гномы отскочили от молота, испугавшись, опустили головы и стали просить милости. И прозвучал снова голос Илюватара:

– Принял я твою работу, как только ты закончил её. Разве не заметил ты, что у этих созданий уже своя жизнь и говорят они собственными голосами? Иначе не смогли бы они уклониться от твоего удара и безропотно подчинились бы воле твоей.

Опустил Аули молот и был рад, и благодарил Илюватара, говоря:

– Да благословит Эру работу мою и да исправит её!

Но Илюватар сказал:

– Так же, как дал я жизнь мыслям айнур в начале Мира, выполняю я желание твоё и найду в этом Мире место творениям твоим; но исправлять работу твоих рук не буду, ибо что сделано, то сделано, и таким останется. Не потерплю же я одного: чтобы явились эти прежде, чем явятся Перворожденные, задуманные мною, и не положена тебе награда из-за нетерпения твоего. Пусть они спят в темноте под камнем и не выходят, пока не проснутся на земле Перворожденные. И ты жди, сколь долгим ни покажется тебе ожидание. Придёт время, разбужу я их, и станут они детьми тебе; и будут часто несогласия и распри между твоими и моими, между детьми, мною усыновлёнными, и детьми, мною задуманными.

Взял тогда Аули Семерых Отцов гномьих племён и положил их на покой в разных местах; сам же вернулся в Валинор и ждал там, и годы казались ему долгими.

Аули творил гномов в дни владычества Мелькора, и сделал их сильными. Поэтому они крепки, как камень, упрямы, надёжны в дружбе и непоколебимы во вражде, переносят тяжёлый труд, голод и телесные повреждения легче всех остальных народов, наделённых речью. Живут они долго, гораздо дольше людей, но не вечно. Раньше эльфы в Среднеземье думали, что, умирая, гномы возвращаются в землю и камень, из чего сделаны. Но сами гномы в это не верят и говорят, что Мастер, кузнец Аули, которого зовут они, Махал, заботится о них и собирает их в отдельном чертоге Мандоса. И ещё говорят, что в Конце Всего, как объявил он их Отцам в древности, призовёт их Илюватар и даст им место среди своих Детей. Будут они тогда служить Аули и помогать ему переделывать Арду после Последней Битвы. Говорят они также, что Семеро Отцов гномьих племён время от времени возвращаются к своему народу и снова носят древние имена; самый знаменитый из них – Дарин, отец дружественного эльфам племени, чьи владения назывались Казад Дум.

Когда, как известно теперь, Аули трудился над сотворением гномов, он таил свои труды от остальных валар. Но, в конце концов, открыл жене своей Йаванне всё, что произошло[4]. Тогда Йаванна ему сказала:

– Милостив Эру. Вижу я, как радо твоё сердце, и есть тебе чему радоваться; ибо получил ты не только прощение, но и награду. Оттого же, что скрывал ты всё от меня до самого конца, дети твои не смогут полюбить то, что я люблю. Больше всего возлюбят они то, что сделают своими руками, как и отец их. Будут они зарываться в землю, а того, что растёт на ней, беречь не станут. Многие деревья безжалостно покалечат они железными орудиями.

Но отвечал ей Аули:

– Так будут поступать и Дети Илюватара; ибо им надо будет есть и строить. То, чем владеешь ты, имеет свои достоинства, и если бы никакие дети не явились, было бы ценно само по себе. Но Эру даст пришедшим место для обитания, и будут они пользоваться всем, что найдут в Арде, и возблагодарят за это Эру, как задумал он.

– Если Мелькор не омрачит Тенью их сердца, – сказала Йаванна.

Ибо была она встревожена и печалилась в душе, страшась того, что может быть в Среднеземье в грядущем. И пошла она к Манвэ, и не выдала всего, что сказал ей Аули, но произнесла:

– Владыка Арды, правду ли говорил Аули, что когда явятся Дети, то завладеют они плодами труда моего и будут делать с ними, что хотят?

– Правду, – отвечал Манвэ. – А почему ты спрашиваешь, ведь ты и без Аули всё это знаешь?

Помолчала Йаванна, углубившись в собственные мысли. Потом ответила:

– Потому что в нетерпении моё сердце и неспокойно оно в ожидании грядущего. Всё, что сделала я, мне дорого. Разве не достаточно того, что Мелькор уже так много испортил? Неужели ничто из созданного мною не спасётся от власти других?

– Если дать тебе волю, что сохранила бы ты? – спросил Манвэ. – Что тебе дороже всего во владениях твоих?

– Всё дорого, – сказала Йаванна. – И всё дополняет друг друга. Но кельвар могут защититься или улететь, а ольвар растут в земле и поэтому не могут. Из них же больше всего я люблю деревья. Долго они растут, и быстро можно их срубить, и если не платят они дань, роняя плоды с ветвей, мало кто их жалеет. Вот моя мысль: можно ли сделать так, чтобы деревья говорили от имени всех, кто связан с землёй корнями, и карать тех, кто причинит им зло?

– Странная мысль, – сказал Манвэ.

– Но ведь это было в Песне, – сказала Йаванна. – Пока ты был на небе и вместе с Ульмо творил тучи и выливал из них дожди, я поднимала ветви больших деревьев навстречу твоим дождям, и под звон их и шум ветра некоторые из них пели, обращаясь к Илюватару.