Она вся была заполнена колышащимся темным воздухом. Настолько плотно, что казалось, это одно большое озеро с маленькими островами то тут то там. И только далеко впереди маячила какая-то возвышенность, среди этой тьмы вздымаясь как скала.
— Это там, — она указала рукой вперед, — там проход.
— Нам туда не добраться, — Тáйга невольно перешла на шепот, боясь что вся эта масса сейчас дернется и устремится прямо к ним, — это же самоубийство.
— Но, назад я точно не пойду, — Зэсс обнажил свой меч, упрямо поджав губы, — а чтобы поднять твой геройский дух представь, как вся эта муть поплывет навстречу лакомству из людских тел.
— Как ты собираешься пройти сквозь них? Они сметут нас. — Ула оглядывала местность, пытаясь хоть за что-то уцепиться.
— А если оттащить часть?
— Всех? С равнины? Оставить одного на съедение? Дай угадаю, кто это будет, — она облокотилась о меч, — я не настолько быстро бегаю.
— Но ты можешь исчезать.
— И появиться как раз среди толпы этих тварей. О чем мы спорим, вы все равно не пройдете остальных.
— Значит, будем пробовать, — Зэсс шагнул вперед, — рано или поздно они нас заметят.
— Дхаарх каар! Да вы еще даже не начинали! — позади раздался недовольный голос, и все трое обернулись.
Недалеко от них появилось еще около тридцати фигур, вооруженных мечами, среди которых, улыбаясь широкой улыбкой зверя, стоял Ксааркаас.
— Брат! — Ула радостно приветствовала его. — Отец все же дал воинов!
— Отец скорее отгрызет себе правую руку, чем даст тебе воинов. Я собрал тех, кто не желает отказывать себе в удовольствиях, — Ксааркаас обвел своих тхаров рукой, — им не все равно.
— Тогда пусть Боги удовольствий и войны помогут нам! — захохотал Зэсс громким искренним смехом.
И они ринулись вперед, окружив Тайгу плотным кольцом.
Тáйга слышала лишь вопли, полные боли и ярости, сменявшиеся боевыми выкриками, толкаясь между высокими телами воинов — тхаров. Она старалась не выпускать из глаз Зэсса, мелькавшего то в одной трещине между телами, то в другой. Плотный круг позволял им медленно, но эффективно двигаться вперед, прорубая себе дорогу сквозь стену пепла. Один раз кто-то оступился и тут же исчез в темной пелене, сгущавшейся вокруг них. Больше такого себе не позволял никто.
За завесой из темного воздуха и поднятого пепла не было видно неба. И Тáйга совсем потерялась во времени, сколько длится этот бесконечный бой. Уже пятеро из них остались где-то в этой пелене. Тáйга представляла себе их тела, черные от бесконечных шрамов, словно обугленные. А еще думала, что будет когда они дойдут до истока этой гадости. Она чувствовала последнее время как ее сопротивление растет. Силы ее прибывали с каждым днем. С каждой убитой тенью, которую она почувствовала. Тáйга стала сильнее. Она уже без труда могла поднять меч Улы. Она чувствовала даже сейчас, как она изменяется. Может, скоро она станет настоящим дауром, зверем в обличье человека, способным противостоять десяти? А если все кончится перед этой дыркой в земле? Если она ничего не сможет сделать? Что вообще она может сделать? Встать внутри, развести руки и сказать этой нечисти стоп?
Она часто думала об этом. Спрашивала Зэсса.
— Ты поймешь, когда попадешь на место. Как сухая тряпка, ты впитаешь в себя все, что нужно.
Неудачное сравнение. Аллегория, как говорит Зэсс. Тряпка. Что если, она как тряпка ляжет здесь вместе со всеми? Если у нее не получится, назад не вернется никто. Тхары смогут исчезнуть, вернуться к себе, а Зэсс… Если у нее не получится, их с Зэссом поглотит это темное море.
— Уже близко, — Зэсс повернул к ней свое перемазанное лицо и сверкнул темными глазами.
Еще один упал…
— Держись! — Зэсс с силой вытолкнул ее вперед и Тáйга заметила два полуразрушенных свода, уходящих немного вверх. Как будто остатки двери. А внизу под ней разверзлась пропасть, черпая черноту.
Она ухватилась руками за Зэсса, отшатываясь назад, и он поставил ее на ноги, прямо над этой черной пропастью, под остатками свода, на остатках некогда каменного пола.
Все завертелось перед глазами, дикая слабость кинула ее вниз и прижала к изъеденным временем плитам.
«Как же тяжело.»
Словно одна из этих колонн упала вниз и придавила ее своим весом.
— Тáйга! — из темноты вынырнуло такое родное лицо, — Тáйга! Только не отключайся! Слышишь! Не смей отключаться, смотри на меня! Держись!
Она тонула в его темных глазах, не отражающих сейчас никакого света, смотрела на тонкий шрам через левую половину лица.
«Я хочу держаться, но так тяжело. Я хочу быть с тобой. Я даже не могу ничего сказать.»
Из глаз потекли слезы.
— Прости меня, Зэсс. Мне так тяжело… я не могу…
Он, единственный и четкий, встал перед ее туманящимся взором. Больше никого. Темные глаза вдруг поймали какой-то отблеск и отразили его, заиграв. По измазанному лицу пробежала улыбка.
— Не бойся, я помогу.
Он притянул ее к себе и прижался губами к немеющим губам.