Сильная. Желанная. Ничья

— Вац, значит, ищем бильярдный или шахматный клуб. — Потирает руки Андрей.

Глава 48

Тамила

Я вся превращаюсь в боль… Зажмуриваюсь и стискиваю зубы, чувствуя, как во рту разливается металлический привкус. В голове пульсирует, словно в нее замуровали духовой оркестр, в груди жжет… Прихожу в себя и пытаюсь оглядеться. В нос вбиваются запахи сырости, влажной пыли и сигаретного дыма. Дергаю руками — они связаны жгутом или тонкой веревкой. Над головой раздаются странные звуки — будто катают шары. Слышатся шаги, обрывки голосов, звуки музыки. Не понимаю, где я? И кто… этот человек? Вопросы жужжат в голове, как мухи. Облизываю сухие, покрытые кровавой коркой губы и пытаюсь встать. Это же был Вацлав? Я не могла ошибиться и принять мужа за кого-то другого. Это точно был он! Или его… копия!

Копия, точно! Как же я сразу не догадалась? Я и мысли не допустила о существовании двойника — поверила своим глазам и вынесла мужу жестокий приговор. Дура… Вот кто я. Глубоко дышу и шевелю одеревеневшими руками — мне не выпутаться из веревок. Как и не выбраться отсюда живой. Я умру здесь — в вонючем пыльном склепе, и Вацлав никогда меня не отыщет!

— Сонечка, Вацлав, Карина… Бабуля… — тихонько всхлипываю, оплакивая собственные глупость и недальновидность.

Если бы можно было вернуть прошлое и поступить по-другому! Отбросить теснящие грудь чувства и последовать доводам рассудка! Я ведь могла позвонить Синельникову и приехать к Вацлаву вместе с ним, но вместо этого… А, черт!

Все, Тами, успокойся. Ты поступила глупо, но можно все исправить, ведь так? Хотя бы попробовать…

Для начала нужно выпутаться. Оглядеться, узнать, куда он меня привез — тот… странный человек со злыми глазами? Тело ломит от боли — последнее, что помню — мужчина бил меня кочергой по голове и спине… Странно, что не убил, а привез сюда. Думай, Тамила, шевели мозгами! Если бы он хотел меня убить — сделал это в доме и оставил вместе с Нестеровым. Справедливо. Значит, ему что-то нужно от меня? Деньги и документы из сейфа злодей забрал, мою сумку и телефон — тоже… Черт… Кажется, от мыслей и подозрений взорвется голова! Поднимаюсь на коленях, кряхтя и постанывая, и ползу к противоположной стене — там темнеет бетонный ригель. Я повернусь спиной и попробую разорвать веревку об острый край. Так и делаю — медленно ползу, балансируя на коленках, слыша биение собственного сердца и обреченное дыхание, прокатывающееся эхом по стенам…

Веревка больно впивается в кожу на запястьях и нагревается от трения. Кровь выступает из ран, сочится по ладоням и пожирается сырым бетоном… Я тру и тру веревку, как обезумевшая невольница. Наверное, я и руку бы себе отрезала, будь у меня шанс на спасение! Один узел с треском лопается… Боже, спасибо! Дай мне сил и, клянусь, я сделаю все, чтобы изменить судьбу… Веревка поддается, узлы трещат один за одним, скрипят и, жалобно пискнув, рвутся. Я почти освободила руки. Почти… Очевидно, заслышав подозрительные шорохи, просыпается мой стражник… С грохотом распахивает железную дверь, впуская в темницу широкий луч света, и встает надо мной.

— Очнулась? Я смотрю, времени зря не теряешь? — ухмыляется он. Дышит тяжело, как после бега.

— Ты… ты не Вацлав, — хриплю я, щурясь от света.

— Догадалась, дура? Ты сама не понимаешь, как мне помогла. Прямо в руки приплыла, как золотая рыбка.

— Кто ты? И что тебе нужно? А я… дура, ты прав. Но Вацлав меня найдет, слышишь?

Он бьет меня по лицу — наотмашь, так сильно, что я падаю на спину и рву последний узел веревки.

— Сука! Заладила — Вацлав, Вацлав… Ненавижу его. Убью… Потом — когда заберу мое. — Шипит он хрипло. Нависает надо мной, как гора и прерывисто дышит.

— Что тебе нужно? Скажи, я поговорю с ним, он отдаст. Ради меня он…

Мерзавец шипит и пинает меня в спину. Я взвизгиваю и валюсь набок, чувствуя, как от удара хрустят ребра. Реву белугой и тянусь окровавленными руками в темноту.

— П-пожалуйста, не надо… Не нужно меня бить… — скулю, сгибаясь от боли.

— Тебе же нравится, а, Тамила? Любишь пожестче? Нестеров чертов извращенец, это все знают!

— Нет, пожалуйста. Не трогай меня, клянусь — я поговорю с мужем, если он тебе должен, он все отдаст… — сыплю нелепыми обещаниями, утопая в злом, почти черном взгляде. Как я могла принять его за Вацлава? Он же… совсем другой. Даже голос другой — хриплый, прокуренный.

— Я все у него заберу! Все, сука! Что я сделал отцу, а? Я как шакал подчищал за ним грязные делишки, а когда стал не нужен, папаша вспомнил о втором сыночке. Лишил меня наследства, выбросил как щенка под забор.

— Я поговорю с мужем и вашим отцом. Нам ничего не нужно — никакого наследства… — переводя дыхание, шепчу своему мучителю. Кусаю губы, чтобы не кричать от боли, зажмуриваюсь, захлебываясь слезами… Привкус крови во рту вызывает тошноту. Я выстою, вытерплю все, и этот козел не увидит моей слабости!