Сильная женщина

Я начал читать. По протоколу выходило, что никакой аварии я не видел, как и самой Кондратьевой ни вчера, ни сегодня. Чем она занималась мне не известно. Больше там ничего и не было.

- Где подписывать?

Полтавцев показал, где поставить подпись. Я расписался, чувствуя подступавшее бешенство от собственного бессилия.

- Могу идти?

- Да, давайте я Вас провожу. Хочу сразу предупредить, что нужно будет провести еще очную ставку между Вами и Кондратьевой.

Отступать мне было некуда, поэтому я буркнул: 

- Хорошо, - и покинул это заведение.

Ничего хорошего в этом не было. Врать ей в глаза, мне будет сложновато. Но, видимо, придется. Как она на это отреагирует, мне думать не хотелось.

*отсидки – уголовный сленг, время, проведенное осужденным в местах лишения свободы.

*УДО – условно-досрочное освобождение от отбывания дальнейшего наказания, применяется по решению суда в случае надлежащего поведения заключенного.

Глава 16.

Ольга.

Сколько раз я была свидетелем того, как жизнь круто меняет свой ход? Одна мелочь, которая вроде бы ничего не значит, и все летит неизвестно куда. Что мне стоило отказать Анохиной? Тем более, что у нее и денег для оплаты моих услуг не было. Но... если бы знал, куда упадешь, настелил бы столько соломки...

 И вот меня уже погрузили в автозак*, заперли в клетке, как животное. В нем воняло перегаром, мочой, немытыми телами. Кажется, что сам металл впитал этот запах безысходности. Я почти не верю, что это происходит на самом деле. И в то же время отчетливо понимаю, что да - это все моя новая реальность.   

  Что случилось с моей жизнью за несколько месяцев? Как это вообще могло произойти? Какое отношение ко всему этому имеет Власов?

   У меня нет ответов. Единственное, что я  себе твердо пообещала - это, если во всем этом виноват он, я его просто убью. Потому что, это уже слишком.

 Автозак заезжает во двор изолятора, и тут мне уже хочется закричать: "Не надо, пожалуйста, не надо". Однако так делать ни в коем случае нельзя, только ни в этом месте. Люди не любят слабых, а здесь они не выживают. Я выберусь отсюда. Любой ценой.

 Меня оформляют, снова досматривают. Есть ли что-нибудь более унизительное, чем процедура личного досмотра, когда чужие руки ощупывают тебя в самых разных местах, когда чужие глаза рассматривают тебя, как кусок мяса. Абсолютно равнодушно. Да и можно ли что-то требовать от этих людей? Это их работа. Так они зарабатывают на хлеб, содержат свои семьи. И им глубоко начихать, что у тебя болит душа. В то время, когда ты тлеешь изнутри, как догорающая головешка, они раздумывают, что купить на ужин и какой фильм посмотреть.

  Меня заставили раздеться догола, потом нагнуться, раздвинуть ягодицы. Я побелела от ярости Чувствую это, даже не видя себя.

  Наконец я попала в камеру. Это вряд ли могло служить каким-то утешением.  Здесь человек двенадцать. У большинства помятые лица, несвежая одежда и потухшие глаза. Они ничего не ждут от жизни и ничего не хотят, кроме самого элементарного. Есть, пить, алкоголь или наркотики, или алкоголь и наркотики, а потом секс и сон. Секс все рано с кем и как. В этот момент им даже все равно, кто и что делает с их телами. Главное, чтобы им налили выпить или дали дозу. 

Более-менее прилично выглядели цыганки, которые держались вместе, переговаривались на своем языке, смеялись, демонстрируя золотые зубы.

Я бросаюсь в глаза ухоженными кожей и волосами, одеждой, поведением. Я отличаюсь. И это ничем хорошим для меня не кончится.

Я увидела свободную кровать и устроилась на ней. Контингент здесь временный, они не успели объединиться. Да им и не дадут, их держат здесь по несколько дней. Только это меня и спасло.

Спать откровенно страшно, но ничего ценного у меня при себе не было. Чтобы проанализировать, что случилось, и решить, как быть дальше, нужно поспать. Однако сон не шел.

Молодая цыганочка на соседней кровати бросала на меня заинтересованные взгляды. Интересно, ей-то что от меня надо.

Ответ она выдала мне сама:

- Дай руку, я тебе погадаю.

- Зачем? Денег у меня все равно нет.

- Надо. Руку дай.

Остальные наблюдали за нами. На вид ей лет шестнадцать, хотя она, конечно, старше. Несовершеннолетних держат в другом месте. Хотя, что я потеряю, если протяну ей руку? У меня и так ничего не осталось. Даже свободы.

- Гадай, - я протянула ей ладонь.

Не то, чтобы я верила во всю эту чушь, но нужно чем-то занять время.

Она внимательно рассмотрела линии на моей руке и сказала:

- Ты в большой беде, красавица. И поможет тебе человек, которому ты не веришь. Только ты на него зла не держи. Вы с ним связаны. Он тебе дан на жизнь.

Я скептически выгнула бровь и хмыкнула. То, что у меня неприятности, итак понятно. Люди, у которых все хорошо, спят сейчас в своих уютных постельках, а не ворочаются на жесткой казенной кровати. А насчет помощников, я уже никому не верила. Один вот с утра тоже много чего обещал, а ночевала я за решеткой.

- Я правду тебе сказала, - хмурится цыганочка, - Я только правду всегда говорю.