Сильнее смерти

Тиэко-сан замолчала. Она молчала достаточно долго для того, чтобы Кэйко ощутила некоторую растерянность. Потом женщина все-таки задала неизбежный вопрос:

– Почему?

И тут Кэйко бросила в лицо своей мучительнице:

– Потому что я подарю господину наследника!

Тиэко-сан схватила ее за руку.

– Ты ждешь ребенка?!

Услышав в ее голосе радость, Кэйко отпрянула от удивления. – Да…

– Нужно поскорее сообщить господину. – В тоне Тиэко-сан слышалось что-то притворное – это еще больше сбило Кэйко с толку.

– Вы сами скажете? – пролепетала девушка.

– Да, – твердо произнесла Тиэко-сан. – Я отвечаю за тебя, за твое поведение, потому будет лучше, если именно я сообщу ему эту новость. А ты иди. – Она говорила ласково, как если бы Кэйко была ее дочерью. – Не работай больше. Отдыхай.

Кэйко попыталась освободить руку, и Тиэко тут же разжала пальцы. У старухи было странное, зловещее выражение лица. Тихонько повернувшись, девушка выскользнула с веранды.

Той же ночью уже начавшая засыпать Кэйко вдруг почувствовала, как ей на плечо легла чья-то рука. Испуганно вздрогнув, она открыла глаза. Было темно, но девушка услышала знакомый голос, голос Нагасавы:

– Так это правда?

От него веяло какой-то высшей силой – силой, способной менять судьбы других людей, управлять их желаниями и волей.

– Да, – осторожно ответила она.

– С завтрашнего дня я начну восстанавливать сад. Тот уголок с прудом был давно заброшен – это неестественно, я знаю, но разве можно признать естественным отсутствие в доме детей? Там все будет устроено так, как ты хочешь. Ты не возражаешь?

Небывалое дело – мужчина спрашивает совета у женщины! Кэйко поняла, что ей уготована роль даже не императрицы – богини! И она царственно произнесла:

– Не возражаю…

Несколько дней она наслаждалась своим новым положением. Ее оставили в покое – никто не заставлял работать, Тиэко-сан была приветлива, служанки почтительны, господин Нагасава смотрел как на святую, не решаясь даже приблизиться, не то чтобы коснуться рукой.

А потом однажды утром Тиэко вошла в главную комнату замка и остановилась, глядя на коленопреклоненного Нагасаву. Он не двигался: то ли молча молился, то ли просто замер в раздумье. Было еще рано, туман пльи над землей, стирая привычный пейзаж; он заползал с веранды, его седые шевелящиеся щупальца были повсюду: мир-иллюзия, мир-призрак, мир-обман, где непрочно многое из того, что кажется гранитом.

Тиэко смотрела на Нагасаву, как хищная птица смотрит со скалы на ничего не подозревающую добычу. Но стоило ей задуматься о будущем, как в хищника превращался Нагасава, – она испытывала привычный трепет перед его властью, властью господина, правителя и мужа. И все-таки он не был властен над ее тайными помыслами, желаниями и минутными движениями души.

Внезапно Нагасава повернулся: то ли просто решил встать, то ли каким-то образом уловил ее присутствие.

– Тиэко! – произнес он, поднимаясь с колен. – Свершилось, Тиэко! Мальчик… Или даже пусть сначала дочь, потом сын – неважно!

Женщина молчала. Ей было странно смотреть на этого человека, утратившего спокойствие, а месте с ним, как ей казалось, и часть своего достоинства правителя и самурая. Куда подевалась та благородная сдержанность силы, утонченная мудрость, уравновешенность ума? И все из-за проклятой девчонки!

Последняя мысль придала ей сил.

– Я благодарен богам, – сказал Нагасава, и Тиэко усмехнулась уголками губ.

Вот пример иллюзорности человеческого представления об истине. Сейчас истиной (и какой!) владела она, владела и любовалась ею, таинственным, сверкающим непостижимыми недрами кристаллом, поворачивая его так и эдак… Через секунду она преподнесет его Нагасаве в благодарность за годы отверженности и одиночества!

– Мне кажется, вы должны благодарить Ясуми, мой господин! – сказала она, и в ее голосе звенел лед.

Нагасава выпрямился.

– Ясуми?! Как ты смеешь произносить это имя! При чем тут Ясуми?

Тиэко не дрогнула под его взглядом. Теперь ее голос зазвучал по-другому, вкрадчиво, мягко:

– Я о молодом Ясуми, которого все называют Ото-мо. Но ведь он сын того… Я всегда об этом помнила.

Нагасава понял значение ее последних слов. Умерив свой гнев, он настороженно ожидал продолжения.

– Я их видела: вашу любимую наложницу и этого преданного вам самурая. Сначала они забавлялись в офуро, а потом перешли в ее комнату.

Нагасава ощутил ледяное прикосновение ее слов к своему сердцу. Внезапно ему стало трудно дышать. А Тиэко стояла, спокойная и прямая, привычно сложив спрятанные в складках неяркого одеяния руки.

– Когда это было?

– В ночь последнего большого пожара. Этот человек явился в замок по вашему приказу. А она… Все женщины работали, а она, – Тиэко сделала особое ударение на этом слове, – принимала ванну.

– И ты уверена, что они…

– Ни на ней, ни на нем не было ни клочка одежды, и потом, пусть я стара, но еще могу отличить, когда люди просто разговаривают или моются, а когда…

– Замолчи! – приказал он. Перевел дыхание и спросил: – Почему я не узнал об этом раньше?

Тиэко не произнесла ни слова. Он прочитал ответ на ее лице.

– Ты понимаешь, чего заслуживаешь?