– Мы ведь не в каком-то магическом Средневековье, в самом деле, мы в двадцать первом веке! Здесь есть видеокамеры. Если не верите мне – поверьте им, уж у них-то точно нет причин лгать вам.
Дане не хотелось соглашаться на это, однако она не находила ни одной причины отказаться. Вместе с Аурикой она вернулась в больницу, и на этот раз санитары не касались ее – они видели, что она готова идти сама.
Ее привели в комнату охраны, включили для нее монитор, нашли нужную запись – и Дана увидела себя. И только себя! Вон она во дворе, вот подается вперед, словно обнимая кого-то, а потом стоит и говорит сама с собой. Все то время, что она видела рядом с собой Лизу, она была одна.
Если бы ей сказала это Аурика, она бы никогда не поверила. Однако картинка на экране оказалась беспощадней любых слов.
Аурика стояла рядом с ней и смотрела на Дану с нескрываемым сочувствием.
– Теперь вы понимаете, о чем я говорю? Вы очень серьезно больны. Вы ненавидите меня, считая непонятно кем, а ведь я всего лишь пытаюсь вам помочь! Думаю, сейчас вам лучше вернуться к себе и основательно подумать над тем, что сегодня случилось.
Дана не стала отвечать, ей не было дела до Аурики. Ее разум только что не отличил мираж от реальности! Причем, если бы не камера, никакие слова не убедили бы ее в правде. Что это, единичный случай? Или тенденция, которая установилась уже давно, но Дана просто не замечала ее?
А если так, то Аурика вполне может оказаться права во всем. Не было кластерных миров, Огненного короля, ее друзей… не было Амиара и любви к нему! Ну и что с того, что эта любовь казалась ей настоящей? Мало ли, на что способен поврежденный мозг!
Нет, Дана пока не сдалась, однако она впервые допустила, что с ней, возможно, что-то не так. Она устала – устала физически и морально, безумные существа, окружавшие ее, словно вытягивали из нее силу. Как сопротивляться, если не понятно, где спасение, что настоящее, а что – нет? Что если Амиар существует только у нее в голове?
Эта мысль пугала ее, настолько, что Дана не могла оставаться в своей постели. Она забилась в самый дальний, самый темный угол, она хотела просто забыть про весь мир.
Но мир про нее не забыл. Рядом с ней вдруг остановился один из самых невменяемых пациентов – вечно всклокоченный, будто пытающийся спрятаться в собственных волосах, не способный связать и двух слов… По крайней мере, раньше не способный. Он расправил плечи, посмотрел на нее и заговорил спокойно и ясно:
– Вы разве не знаете, что унынию здесь не место? Оно плохо уживается с безумием. Раз уж все мы сошли с ума, надо бы повеселиться.
– Что? – только и смогла произнести Дана.
– Вас, впрочем, это не касается, вы не безумны.
– Я в этом уже не уверена!
– Нет-нет, будьте уверены. Ваша проблема – не болезнь.
– А что же тогда?
– Не что, а кто. Аурика Карнаж, естественно. Но и от нее есть спасение.
– От спасения я бы как раз не отказалась!
– Так получите его! Разве вы еще не поняли? Человек теней постоянно рядом, он смотрит на вас. Позвольте ему спасти вас – призовите его! Назовите его имя, и все закончится.
– Человек теней? Имя? О чем вы вообще?
Однако пациент не ответил ей. Разум исчез из его взгляда так же быстро, как и появился. За Даной снова наблюдали дикие, едва фокусирующиеся глаза – а потом пациент и вовсе ускакал с животным воем.
Но Дане показалось, что в дальней части комнаты стоит человек, сотканный из теней, и наблюдает за ней. Желание сдаться, такое сильное всего пару минут назад, постепенно отпускало ее.
Плутон не мог поверить, что не нашел этот мир раньше. Вдыхая его нежный яд, он чувствовал себя живым, как никогда раньше. Он был дома! Все, что окружало его сейчас, напоминало ему ту реальность, которую он покинул, теперь уже далекую и почти забытую. Он не тосковал просто потому, что любые сложные эмоции были ему чужды, их он считал типично человеческой слабостью. Но если бы он мог… Да, он бы сказал, что это связь с прошлым.
Ему нравилось примитивное, всепоглощающее умирание Пургаториума, его твердая земля, его темные норы. Это небо, грозы, ослепляющий песок – лучшее воплощение войны, которое он видел, и лучшее отражение его души.
– Пожалуй, я оставлю этот мир себе, когда все закончится, – сказал Плутон.
Его единственным слушателем было существо, которое смотрелось в Пураториуме откровенно лишним.
Плутон пока не подчинил себе обитателей этого кластерного мира, но они постепенно привыкали к нему. Они были сильными. Это не добавляло ему уважения или симпатии к ним, но порождало желание использовать их, как инструмент.