Сильнее времени

— Ну как? Прикинул? — спросил его Петя.

— Получается. Как в мемуарах! — кивнул Костя.

— Что получается? Где? В Высшем ученом совете?

— Вот именно. Там и получается, — улыбнулся Петя. — Когда мы с Матсумурой вошли в зал, он оказался пустым. На возвышении восседал только академик Франсуа Тибо, председатель комитета. Перед ним концентрическими кругами — это очень важно для тебя! — амфитеатром, как в театре, располагались вместо кресел одинаковые цилиндры.

— Почему цилиндры? — удивилась Виленоль. — А члены комитета?

— Ни одного.

— А зачем им там быть? — задал странный вопрос Званцев.

— Жак Балле, дежурный секретарь, усадил нас с Матсумурой рядом с председателем, потом подошел к маленькому пульту… и почти все места в зале вдруг оказались занятыми. Несколько цилиндров оставались неосвещенными, все же остальные словно исчезли.

— Банальный эффект присутствия. Голография. Стереовидение, — беспечно заметил Званцев. — Немного устарело. Теперь это можно делать без всяких цилиндров. Изображение возникает в воздухе.

— Не понимаю, — сказала Виленоль. — Впрочем, что же было на комитете?

— Это не, так важно. Одобрили наш проект. Наметили разработку подобных же проектов для других морей и океанов. Однако самое важное в том, что сказал Костя. Для тебя.

Догадка осенила Виленоль:

— Уж не хотите ли вы переносить мое изображение на любое расстояние?

— Ваше изображение будет ничем не хуже изображения якобы присутствовавших в Цюрихе людей. На сетчатке глаз зрителей, разумеется, — пояснил Костя.

— И вы хотите?.. — начала Виленоль, боясь вымолвить заветное.

— Я хочу этого, но не умею, — засмеялся Петя, — А вот Костя берется сделать так, чтобы ты могла на самом деле, находясь здесь, как бы перенестись отсюда, скажем, на сцену театра. Твои партнеры по спектаклю будут рядом с тобой, хоть и не выйдут из театра. Трубки легко замаскировать. Зритель и не догадается.

Виленоль потянулась с кровати к Пете, обняла и поцеловала его, потом Костю Званцева.

Голова у нее закружилась от счастья. Вот они, ее Гераклы, которые «палицей Знания» разбивают оковы.

— Согласятся ли в театре? — забеспокоилась Виленоль.

— Уже согласны. Одни твои репетиции потрясли театральный мир. Тебя ждут. И с академиком Руденко мы договорились. Костя займется здесь установкой аппаратуры.

— Не сложнее квадратуры круга, — заметил Костя.

— Вы меня убиваете. Квадратура круга неразрешима.

— В десятичной системе счисления. А если применить семеричную систему, как это делали египтяне за две тысячи лет до Архимеда, то «архимедово число» с достаточной точностью можно выразить простой дробью.

— Как жаль, что я в этом мало понимаю. Но я готова сыграть на сцене хоть жену фараона, хоть защитницу Сиракуз.

— Театр предлагает тебе сыграть Анну Каренину.

— Это же Аннушкина любимая роль!

— Оставляю тебе роман Толстого. Прочитай, вживись в ту эпоху. Режиссер и твои партнеры будут навещать тебя.

— Роман Толстого? Я его знаю наизусть. Я уже мысленно в девятнадцатом веке! Я знаю, как тогда одевались, как причесывались, как ходили, как садились, как говорили и даже думали!.. Наука допускает лишь одну машину времени — воображение! Оно уносит меня!

— Воображение! — многозначительно повторил Костя. — Это свойство, которое отличает человека от всего живого. — И он тотчас переделал старинные шуточные стишки:

Не яйцо воображало,
Не петух воображал!
Человек — «воображало»!
Нет других воображал!

— Ты поэт или мудрец! — восхитился Петя.

— Я бы и лошадей мог продавать, — сверкнул глазами Костя.

Виленоль проводила своих Гераклов, проводила, сколько позволили ей ее оковы…

Глава пятая… АННА

Исполнительницы главной роли спектакля на сцене не было. Виленоль находилась в серебристой комнате Института жизни и двигалась по ней, стараясь не обнаружить скрытых трубок, которые соединяли ее с искусственным сердцем и почками… Кроме замаскированных медицинских аппаратов, в серебристой комнате стояли теперь привезенные Костей Званцевым видеокамеры. Они передавали на сцену театра изображение Виленоль, одетой в белое с шитьем платье Анны Карениной.

Там, на сцене, не ставили декораций. Перед залом была как бы сама жизнь. Ее воспроизводили во всех деталях старины с помощью видеоэкранов, на фоне которых перемещалось изображение Виленоль.

Анна Каренина была на террасе одна. Она ожидала сына, ушедшего гулять с гувернанткой.

Анна смотрела сквозь раскрытые стеклянные двери. В них виднелся сад с настоящими деревьями и аллея, покрытая лужами, на которых вскакивали веселые пузыри от начинавшегося дождика. Все это было подлинным «в объеме и цвете», перенесенное сюда «методами видеоприсутствия».

Анна не слышала, как вошел Вронский. Он был коренаст, спокоен, тверд, одет в ладный мундир. Движения его были сдержаны и спокойны.

Он восхищенно смотрел на нее. Она оглянулась. Лицо ее, мгновение назад задумчивое, сразу разгорелось, запылало.

— Что с вами? Вы нездоровы? — спросил он, покосившись на балконную дверь, и сразу смутился.