Сильнее времени

Костя произнес несколько служебных фраз об окончании сеанса и оставил включенной только приемную аппаратуру. Теперь надо было ждать… и целый час видеть Арсения.

Он стоял, жадно всматриваясь в экран, где видел Вилену до того, как она обратилась к нему. Но вот он встрепенулся и стал вести с Виленой немой разговор, отзываясь на каждое произнесенное ею час назад слово. Наконец сказал:

— Прощай, родная. Понял все. Мне легче, чем тебе.

Вилена плакала, зная, что ее видят теперь только в обсерватории, а не на звездолете.

Этого Шилов вынести уже не мог. Он сухо раскланялся с Виленой и поручил Ване Болеву проводить ее до станции монорельсовой дороги.

Болев молча шел за Виленой, почтительно отстав от нее на шаг. Они ни о чем не говорили. Только на перроне, когда бесшумно подошел подвесной вагон, она сказала:

— Спасибо, Ваня, за молчание. Я ведь неправду ему сказала. Ребенка после моего падения сохранить не удалось.

— Это была святая ложь! Так поступают только сильные сердцем. Будь я настоящим поэтом, я воспел бы вас не в ученических стихах. Вы дали ему возможность спокойно лететь. Он верно сказал, что вам труднее, чем ему.

Вагон тронулся. Болев несколько шагов шел следом за ним. Волосы локонами рассыпались у него по плечам. Он долго смотрел на уходящие вдаль столбы с монорельсом, который вдали казался тонким натянутым проводком на телеграфных столбах со старой картинки — Ваня Болев любил старину.

Глава четвертая… СПЯЩАЯ КРАСАВИЦА

На этой станции монорельсовой дороги, но уже зимой, Вилена очутилась еще раз. Привела ее сюда тоска, тоска по Арсению, которую она никак не могла побороть.

И вот, сама не зная как, Вилена приехала к обсерватории. Приехала потому, что здесь работал Арсений и она могла посмотреть на стены, видевшие его. Приехала потому, что здесь был лес, в котором она поджидала Арсения после работы, и еще потому, что решетчатое зеркало радиотелескопа, видимое уже со станции, напоминало ей исполинскую глобальную антенну, с помощью которой в последний раз видела Арсения, говорила с ним…

Вилена шла по тропинке между сугробами, стройная, подтянутая, словно знающая, куда и зачем она идет. Вдруг, вспомнив, что может встретить в обсерватории Шилова, она круто свернула к лесу. В лесу ей повстречался Ваня Болев.

Ваня робко и радостно смотрел на Вилену. Из-за своих длинных локонов и девичьих ресниц он выглядел не лыжником, а лыжницей.

Сняв лыжи, он молча пошел рядом с Виленой. Снег был еще неглубоким, можно было идти и без тропинки.

— Зима, — наконец сказал он. — Смотрите, все заснуло. Хотите, прочту вам свои стихи про «Старую сказку»? — И, не ожидая согласия, стал читать:

Окаменел огонь в камине.
Застыл стеной хрустальной дождь.
Застыла даль глазурью синен.
Косых ресниц застыла дрожь…

Вилена рассеянно слушала стихи про спящую красавицу и подумала о своих ресницах, которые могли бы вот так же застыть.

А Ваня заканчивал чуть нараспев:

На заколдованном распутье
Падет поверженным любой.
Там вечен Сон. Но Смерть отступит
Пред тем, кого ведет любовь!

— Вы простите, — оправдывался он, — у меня тут архаизм получился: «Пред тем, а не перед тем»… Но это можно исправить.

— Это неважно, — сказала Вилена и повторила последние строчки: — «Смерть отступит пред тем, кого ведет любовь»? А Время? — и пристально посмотрела на Ваню.

— И Время! — подхватил тот. — Пусть это сказка, — она у меня так и называется «Старая сказка», — но, когда царевна уснула, ее принц еще не родился, — и он смущенно засмеялся.

— Что? Как вы сказали? — спросила Вилена и, о чем-то вдруг подумав, страшно заторопилась: — Пойдемте скорей к станции.

— А может, покатаетесь? Я вам лыжи бы принес, — робко предложил Ваня.

Но Вилену сейчас ничем нельзя было остановить, он еще плохо, совсем плохо разбирался в женщинах.

Прощаясь, Вилена поблагодарила Ваню за стихи, и он расцвел. Она загадочно добавила:

— Впадают же медведи в спячку зимой. — И уехала.

Прямо с одной из городских станций монорельсовой дороги Вилена, одержимая новой мыслью, отправилась в Институт жизни и оказалась в кабинете знаменитого академика Руденко.

Со стен на нее смотрели портреты великих ученых, а с полок — книги и пугающие черепа собранной здесь редчайшей коллекции.

Владимир Лаврентьевич Руденко был могучий старик, с большой белой бородой и молодыми темными глазами. Он чуть сутулился, когда прохаживался по кабинету, заложив руки за спину. Ему ничего не надо было объяснять. Он обо всем догадался сам, даже о терзаниях Вилены, понявшей, что она, по существу, ради себя хочет лишить родных самого дорогого существа.

— Знаю, зачем пришли. Предлагать себя в подопытные кролики, как говорили в прежние времена? Хотите проспать полвека, дождаться своего принца? — И он остановился, проницательно смотря на Вилену.

Она и не думала отнекиваться, молча кивнула.