Сильнейшие

Огонек робко протянул Пене на открытой ладони кусочек сахара. Мягкая морда ткнулась в руку, пощекотала кожу. Пена взяла кусочек губами, лизнув при этом его ладонь, сгрызла сахар и издала ржание-трель. Восхищенный Огонек погладил ее морду сбоку. Кобылице-грис это явно нравилось. Она игриво куснула его, прося еще лакомства. Огонек дал ей еще сахара…

— Эниль! — заорал кто-то от двери, и мешок с сахаром лопнул, окутавшись облаком белой пыли.

Огонек подскочил и шарахнулся в сторону, в дальний угол.

— У Бури всю ночь судороги!!! Ты что, убить их намерена, да?! — Эниль взвизгнула, словно девчонка, и вылетела из конюшни, прихватив остатки мешочка — рваные лоскуты. Кайе повернулся к Огоньку. Глаза полыхали — словно у дикого зверя.

— А ты что? Тоже рад покормить?!

— Я… янне… Я не думал, что это плохо… им нравилось… — испуганно пролепетал Огонек, попробовал шагнуть назад и ощутил под лопатками стену.

— Ну да, конечно, им нравится! Так они скотины безмозглые! И Эниль не лучше! — презрительно фыркнул тот. — Болеют они от этого, ясно? А привязываются к сахару так, что без него не могут потом. Сестричка Эниль защищает зато… Иначе она бы давно рыбок кормила! Собой! — Отошел к стойлу, — Иди сюда! — позвал он уже весело.

Огонек подошел на несгибающихся ногах.

— Я все понял, али. Я больше не буду… — сказал покаянно.

Тот набросил ему на плечи широкий шарф из легкой полупрозрачной ткани, притянул к себе, сказал:

— Сейчас я тебя так замотаю в него! Давай сюда свою гриву! Их и не связать толком, такую охапку.

Огонек подставил голову. Длинные — почти до пояса — волосы вились крупными кольцами.

— Ай, какая шкурка! — дразнящее пропел Кайе. — Вот за нее тебя просто отлично ловить! Он не больно-то нежно соорудил Огоньку что-то вроде косы, перекрутив, скрепил ее тесьмой на затылке, потом приладил шарф на волосах, накинул на плечи; свободный конец вручил мальчишке:

— Раз так боишься чужих — пожалуйста, прячься!

— Какое чудо, — выдохнул Огонек, кончиками пальцев гладя шарф. — Из чего, али?

— Паутина такая, от золотых пауков. Спроси Киаль, если интересно.

Быстро оседлал Пену и Бурю. Вывел наружу. Смерил найденыша взглядом и подбросил в седло. Тот задышал часто, вцепился обеими руками.

— Ты что, и узды в руках не держал? — спросил южанин, смотря на полукровку, как на шестиногую грис — ошалело.

— Нет, али…

Кайе тихонько выругался.

— Так. Тогда просто сиди, за седло можешь держаться, если что — хватай ее за шею. Она понятливая, не сбросит. Я пока стороной тебя провезу, по окраинам, а то начнешь от народа шарахаться. Главное, если свалишься, копыт берегись — они у грис острые. Йии! — он сорвался с места, полетел по дорожке. Пена понеслась за Бурей. Какая уж тут осторожность!

Огонек тихо визгнул, вцепился в седло и зажмурился от страха… Он не видел Асталы, он вообще ничего не видел — только белую шею Пены, когда осмеливался приоткрыть глаз — и тут же снова зажмуривался.

Но, когда прошло время — довольно много — он осознал, что не падает, и бег у Пены довольно ровный. Тогда осмотрелся чуть. Они скакали по вымощенной белыми плитами дороге. Ни одного дома, и места почти дикие… разве что лес ухоженным кажется. Меж листьев ветки, протянутой вдоль дороги, возникла серебристо-черная мордочка зверька — вроде того, что Огонек видел, выбравшись из реки.

Огонек вскрикнул восхищенно, просияв — теперь зверек не мог испугать его, забавный и любопытный.

— Хочешь такого? Они понятливые!

Огонек не успел ответить. Айо выпрыгнул из седла, подлетел к дереву, ухватился за ветку — и стащил зверька вниз за полосатый черно-белый хвост под отчаянные вопли.

— На! Крепче держи, а то вырвется. Смотри, они проказники страшные! — С этими словами Кайе впихнул пленника в руки Огонька, вскочил в седло и снова направил грис вперед по дороге.

Подросток с трудом закрыл рот.

— А… это…

Зверек тяпнул мальчишку за палец. Сильно, до крови. Вскрикнув, Огонек выпустил пленника — а грис рванулась вслед за скакуном Кайе.

Огонек одной рукой держался за шею грис, а другую поднес ко рту, пытаясь остановить кровь.

Зря. Потому что на следующем повороте он вылетел из седла. Успел увидеть огромный пень, увенчанный острыми зубьями — ощерившись, пень изготовился принять мальчишку…

«Мама»… — успел подумать невесть откуда взявшееся слово — и вспышка темного огня на миг лишила сознания. Пошевелился — что-то пыльное…теплое… нет, горячее! Он лежал в середине кострища, недавно прогоревшего — так показалось вначале. Потом сообразил, что нет пня.

— Поднимайся! Ты цел? — Кайе протягивал ему руку.

— Да, али! — Огонек вскочил. — Что это было? — растерянно спросил. — Мне почудилось, там был такой страшный пень…

— Не почудилось.

— А где он?

— Сгорел. Так бездарно окончить дни… я же защиту тебе обещал!

— Оххх… — Огонек сглотнул колючий сухой комок. Бабочка там, в саду… — Мейо Алей…Ты… Ты сам…

— Я.

— Прости, я не умею ездить верхом, — прошептал Огонек еле слышно, стараясь скрыть дрожь.

— Научишься. На сегодня хватит, не против? — он улыбался.

— Это и есть твоя сила, али? — шепотом спросил Огонек, отводя взгляд от выжженного круга.