Сильные. Книга 1. Пленник железной горы

Их осталось двое. Вороной жеребец — клянусь, я таких громадин отродясь не видел! Мышцы под шкурой ходят ходуном, словно река лед сбросила, валуны по берегам ворочает. И змей-вьюн: три рогатые башки скалят три слюнявые пасти. Тело в чешую заковано; лап восемь, как у арангаса. Нет, ошибся. Одна лапа: толстенная, узловатая, жилистая. Торчит из брюха, а из нее восемь гибких отростков по земле стелятся. Древесные корни, только с когтями.

— Поймали! Заберу! Брату заберу!

— Бери змея, я — коня.

— Заберу, кэр-буу! Обоих заберу!

Ну и морока же с этим адьяраем!

— Уот, ты где живешь?

Адьярай в растерянности заморгал единственным глазом:

— Я? В Нижнем мире! У нас там море есть!

— Море?

— Море! У нас вся семья возле моря живет! Повезло нам!

— Эсех Харбыр с вами живет?

— Умный ты! — восхитился Уот. — Всё правильно сказал. Эсех с нами живет!

— У вас в Нижнем мире на конях ездят?

Он задумался, припоминая:

— Не-а! Дохнут кони у нас.

— Вот и этот сдохнет. Отдашь Эсеху змея-красавца! То-то радости!

— Арт-татай! — Уот почесал затылок обеими пятернями. Рот его расплылся в улыбке до ушей. — Хорошо придумал, хорошо сказал! Моему брату — змей, самый лучший! Твоему — конь, так себе. Все по-честному!

— Ну что, едем обратно?

— Жалко, — вздохнул Уот.

Угодья лошадиного бога с краев затягивал туман.

— Что — жалко?

— Гнали мало. Догнали быстро. Давай еще раз?

6 Бей!

— Ух ты! Зверь!

Эсех приплясывал от возбуждения, нарезал круги вокруг трехглава-восьминога. Парень был бодрей бодрого. Выбежал нам навстречу, едва мы подъехали к Кузне. Быстро он отлежался! Я дольше провалялся. А этот — второй день, и на ногах! Или не второй? Сколько мы ездили? Я взглянул на небо. Тусклое солнце, едва различимое сквозь рванину облаков, клонилось к закату. От Кузни протянулась длинная тень, уперлась в саженный срез снега. Над головами безостановочно вращался Небесный Обод. Вечер. Какого дня? Сегодня? Завтра? Вчера? Нет, со временем одни беды. Куда лучше жилось бы вообще без времени!

— Ну и зверь!

— Змей! — уточнил сияющий Уот.

— Змерь, хыы-хык! Это мне?

— Тебе! Нравится?

— Ага!

— Будешь ездить. У тебя — три тени, у него — три головы!

Мастер Кытай не вышел нас встречать. Никто не вышел, кроме Эсеха. Змея с вороным мы поставили у коновязи. По-хорошему, следовало бы отвести жеребца в конюшню. Но я все ждал: вот сейчас Нюргун услышит шум, придет к нам. Ну да, придет, шаг за шагом. А что? Обычное дело. Тут-то я его и порадую: смотри, какого коня я тебе привел!

Нюргуна ковали на день позже, чем Эсеха. Небось, еще отдыхает.

Мальчишка сунулся к змею, намереваясь оседлать тварь. Змей зашипел на наглеца в три глотки, но юный адьярай погрозил гаду пальцем, и змей, к моему удивлению, утихомирился, признал хозяина. Зато начал ржать вороной: анньаха! Ань-а-а-ха-а! Коню отозвалось насмешливое эхо: скрип-скрип, хрусть-хрясть… К нам катил Нюргун на своей лавке. Хрустел песок под колодками. Повизгивали колесики. А мне все слышался неумолимый стрекот зубчатых колес в недрах горы-темницы.

Вот ведь…

Живой. Главное, живой.

— А я коня тебе пригнал! Хорош?

Голос мой сорвался. Я готов был придушить себя за эту предательскую слабость. Нюргун с вороным уставились друг на друга. Принюхались, раздувая ноздри. Фыркнули, пустили слюни.

— Конь, — Нюргун засмеялся. — Люблю!

Эсех, кажется, хотел брякнуть какую-то гадость, но старший адьярай остановил младшего. Взял за плечо, развернул спиной к нам, лицом к себе.

— Бей! — потребовал Уот.

— Кого?

Эсех напрягся. Эсех засопел от возбуждения. Эсех облизал пересохшие губы. Мальчишка в открытую косился на нас с Нюргуном. Приказ начать драку был по̀ сердцу юному адьяраю. Уж если брат сам предлагает, велит, требует… Эсех хотел бить — наотмашь, с плеча, не давая пощады. Ведь ясно, ясно же, кого здесь следует бить смертным боем! Он ждал ответа, как летняя сушь ждет дождя, и ответ пришел громом с ясного неба:

— Меня!

— Тебя?

— Кэр-буу! Бей меня!

— Ты рехнулся?

— Бей!

Когда Мюльдюн-бёгё предложил мне ударить его, я, помнится, решил, что ослышался. Я тогда едва встал после перековки, а еще я успел слазить в бездну Елю-Чёркёчёх к трем колыбелям, и меньше всего хотел драться с собственным братом. Я сомневался, задавал вопросы; в Кузне дико визжал Мотылек, отданный в перековку. Без его визга я, может быть, и не сумел бы врезать Мюльдюну.

Эсех тоже решил, что ослышался. Он заранее выяснил для себя, кого будет бить, и не мог поверить, что Уот-сумасброд подставляется под зуботычины взамен Нюргуна. Но, в отличие от меня-слабака, бойкий мальчишка колебался недолго. Много позже я понял, отчего Эсех Харбыр так быстро согласился смазать по уху старшего брата. Уот Усутаакы жесточайшим образом обманул надежды Эсеха, поманил ложкой, полной сладкого меда, и спрятал ложку за спину. Такой обман требовал наказания.

— Н-на!