Сильные. Книга 1. Пленник железной горы

— Ты что, рехнулся?! — заорала кобылица.

Нет, это она не Мотыльку. И вообще, она уже была не кобылица, а женщина. Средних лет, вроде моей мамы; красивая-прекрасивая, злая-презлая. Пальцы в кольцах, косы в бусах, в бубенцах. Меховой кафтан нараспашку, позади — длинный разрез. Шапка с суконным верхом. Надо лбом — чеканный круг из серебра. Девичий нагрудник — чудеса! — расшит бисером. Дался мне этот нагрудник! И то сказать, после свадьбы женщины нагрудников не носят, а эта кобыла носит и поплевывает на обычай. Доложить папе, что ли? Ну да, я доложу, а она незамужняя — мне и влетит от Закона-Владыки по первое число. Доносчику — первый кнут…

— Ты чего горло рвешь?

— Спишь? — прошипел дядя Сарын. — Ногти красишь?

— Твое какое дело?

— Мое такое дело, что Сабия рожает!

— Уже? — ахнула светлая Айысыт. — Рано ведь!

— Ну пойди, пойди!

— Куда?

— Нет, ты пойди! Объясни ей, что рано!

— Я…

— Ты объясни! Она добрая, она подождет!

— Я…

— Ну что, что ты? Скурвились, да? Мозги киселём! Ни рыба, ни мясо…

Я уставился в землю. Сарын-праотец в облике косматого старца с костяным забралом век — он сильно отличался от знакомого мне дяди Сарына, и не в лучшую сторону. Грубый, резкий, скорый на грязное словцо, Первый Человек едва сдерживался, чтобы не врезать гостье по уху. На богиню чадородия я поглядывал искоса, и всё равно видел, что она смущена. Мне ясно представилась веранда дома, вроде нашего, светлая Айысыт на скамье с резным подголовником. Ноги забросила на перила, дохой укутала для тепла. Рядом, на столике — чорон и бурдюк с кумысом. Сидит богиня, точь-в-точь мой папа, горами любуется. Ну, забыла про тетю Сабию. А что? Обычное дело. Сидит, отдыхает: рожениц много, она одна. И тут снизу как заблажат, как завизжат — кошмар! Хочешь, не хочешь, а рванешь по поднебесью со всех четырех ног.

— Я сейчас, — после долгой паузы сказала гостья. На щеках Айысыт горел болезненный румянец, и вряд ли от быстрого бега. — Ты извини, я всё сделаю.

— Да уж сделай, — согласился дядя Сарын. — Будь любезна.

Очень у него это ловко получилось. И слова вежливые говорит, и просит, и вообще. А прислушаешься — вроде бы рукавицей по лицу хлещет.

— Я всё сделаю, — повторила недавняя кобылица. — Не волнуйся, родит в лучшем виде. У вас же двойня? Будет тебе двойня. Хочешь близнецов? Извини, ради бога, виноватая я…

«Ради бога, — отметил я. — Ради какого?»

Дядя Сарын молчал. Прощать богиню он не торопился. Возвращаться в малый облик — тоже. А я, по-прежнему глядя в землю, вдруг опять перенесся в родильную юрту — как тогда, вместе с протянутой рукой Сарын-тойона. Это, наверное, светлая Айысыт потянулась — узнать, как идут дела! — и меня с собой прихватила. И знаете что? Там, куда смотреть нельзя, между раздвинутых ног тети Сабии я обнаружил странный предмет, который — алатан-улатан! — оказался головкой ребенка. Безволосая, покрытая слизью и кровяными потеками, вряд ли эта голова обещала когда-нибудь расшириться, как подобает истинному боотуру.

Вы как познакомились со своей будущей женой? Лично я — вот так. И не могу сказать, что это была любовь с первого взгляда.

4 Сколько мне лет?

— Иди за мной, — сказал дядя Сарын.

Ну, я и пошел.

Откровенно говоря, никуда идти не хотелось. Во-первых, я устал с дороги. Во-вторых, меня мучил голод. Брюхо аж к спине прилипло! В-третьих, роды тети Сабии и вызов светлой Айысыт утомили меня больше, чем, наверное, и роженицу, и богиню. Сам бы рожал, быстрее бы вышло. А в-четвертых и в-главных…

Я боялся дяди Сарына. Прежнего не боялся нисколечко, а нового — очень-очень. Притворяясь, что это — самая обычная прогулка, мы спустились к озеру. Прошлись берегом, густо заросшим сочной травой, мимо пасущихся лошадей. По воде бежала мелкая рябь, и казалось, что озеро удирает от нас, заодно прихватив с собой берега, тростник, лягушек в тине. Дядя Сарын сорвал с куста веточку багульника, закусил крупными, желтыми — конскими! — зубами. Веточка продержалась недолго, он почти сразу изжевал ее в кашицу. Сорвал другую, повертел в пальцах, сломал.

— Мне так легче, — буркнул он. Муравьи бегали по его векам, выгрызали новые тропы. — Если кто-то рядом. Лучше, когда женщина или ребенок. Тогда быстрее возвращаюсь. Я еще побуду таким, ладно?

— Ладно, — великодушно разрешил я.

Сзади тащился Мюльдюн. Впервые в жизни — ну хорошо, на моей памяти! — брат-силач не топал, сотрясая землю, а плелся нога за ногу. Мюльдюн старался быть поблизости, но ни в коем случае не догонять нас. Если бы он мог стать незаметным — это Мюльдюн-бёгё, ага! — он бы стал. Конечно, подумал я. Мюльдюн не женщина и не ребенок. Я тоже не ребенок! Я — взрослый боотур, гроза Бездны Смерти, но со мной дяде Сарыну легче.

А что, собственно, ему легче? Куда он хочет вернуться?!