Сильные женщины. Их боялись мужчины

— Уход из жизни любого человека — трагедия. Но я не думаю, что смерть великого танцовщика была потрясением для России. Потому что так много взращенных Россией мастеров искусства, великих профессионалов ею же были изгнаны. Как мне кажется, России от этого ни жарко, ни холодно.

— Простите, Анастасия, мне кажется, что вы примеряете в чем-то свою судьбу к судьбе Нуриева.

— Да, вы правы, это так. Просто у меня свой случай, своя позиция. Я считаю, что в искусстве, в балете не должно быть своих и чужих. Великое искусство принадлежит всему человечеству. И я, конечно же, не считаю себя чужой в России.

— И все-таки я чувствую, что в вас говорит уязвленное честолюбие, что вы хотите доказать (не знаю, правда, кому), что зря с вами так поступили, спровоцировав ваш отъезд за границу.

— Никому и ничего я не буду доказывать. Я хочу лишь танцевать, играть, показывать свое умение жить в искусстве. Зачем тратить энергию на тех, кто не понимает профессионального человека. Меня радуют только мои зрители, мои поклонники. Для них я и живу. Они делают меня счастливой.

— Я слышал, Анастасия, мнение ваших оппонентов о том, что вы не хотите или не можете полностью отдаваться классическому балету и что параллельно с выступлениями на прославленных сценах в спектаклях вы участвуете в разного рода современных и модных шоу-программах. Даже в показах мод.

— Да, я не скрываю этого. Но почему я должна на чем-то зацикливаться и до упоения заниматься одним и тем же. К сожалению, репертуар Большого скуден и танцевать в «Лебедином озере» всю оставшуюся творческую часть своей жизни просто скучно и для меня невозможно. Поэтому я нашла иные виды воплощения моих возможностей, но не променяла классику на злободневность. Мои сольные концерты при этом собирают четырех пятитысячные залы.

Если кто-то из балета может сделать подобное, флаг ему в руки. Свои разнообразные творческие возможности я доказываю делом. И если честно, мне все равно, что обо мне говорят. Я дорожу мнением лишь узкого круга профессионалов, моих друзей и коллег.

Хочу при этом добавить, что на сцене Мариинского и Большого театров я сыграла почти все ведущие партии в более чем двадцати спектаклях. Причем я танцевала с ведущими российскими балеринами и с лучшими партнерами. И то, что Григорович ставил условием моего возвращения в Большой театр участие в «Лебедином озере», говорит само за себя — значит он мне доверил едва ли не самую классическую партию русского балета.

— Скажите, Анастасия, правда ли, что балетное искусство — это прежде всего выражение сексуальности мужчины и женщины?

— Не знаю, может быть, кто-то и смотрит на балет с этой точки зрения. Для меня же балет — это моя жизнь. В любом случае вначале проявляется женщина, а если в этой женщине есть страсть, то она проявится и на сцене. Понятие сексуальности, наверное, присутствует, но оно сегодня очень изуродовано. По мне же все в природе сексуально и красиво. Даже бутон цветка видится сексуальным, потому что он красив и изящен. Взоры людей притягивает все прекрасное. А прекрасное пронизано эротикой. Как, впрочем, и вся наша жизнь.

— Я не специалист в области балета, но помню, как, впервые увидев Майю Плисецкую в «Кармен-сюите», почти физически почувствовал исходящую со сцены страсть. Тогда Плисецкая мне увиделась и почувствовалась очень сексуальной.

— Скорее всего, это можно назвать именно страстью. Выражение этой страсти привело в восторг и меня, когда я также впервые увидела «Кармен-сюиту» в исполнении великой артистки. Плисецкая умеет передать эту страсть другим людям со сцены. Главное в балете, чтобы зритель не почувствовал пошлости, а страсть и даже некоторый эротизм — это норма для балета. Впрочем, испорченные люди все видят испорченным взором.

— Мне всегда казалось, что Уланова как балерина менее эмоциональна и страстна, нежели Плисецкая. Или я ошибаюсь?