Сильный духом, холодный сердцем

— Спасите мою маму! — плачет ребенок. — Пожалуйста!

Киваю. Обещаю ему! И тяну ей руку. С ней будет сложнее. Дыра разрастается каждую секунду, внутри что-то хлюпает и гремит, а женщина не может ползти на животе — она беременна. Когда я хватаю ее за руку, понимаю, что задача абсолютно невыполнимая. Вытягивать ее за руку на спине, чтобы не повредить малышу внутри нее. Но я больше не могу ошибаться, я просто не имею права. Я обещал пацану, что сейчас рыдает на обочине. Машина начинает резко погружаться. Горячая вода заполняет салон. А моя рука не выдерживает, слабеет, я тяну, но это слишком тяжело, даже для натренированного человека. Не отпущу. Ни за что. Но все становится еще страшнее, я понимаю, что если машина резко наклонится, то мы окажемся в салоне вдвоем…

И в этот момент чувствую, что к моему кожаному поясу кто-то умудряется прицепить страховку, трос быстро тянет нас обоих. И мы оказываемся на цельном асфальте в последнюю секунду, когда машина с жутким скрипом и грохотам погружается полностью, ее затапливает, на поверхности остается только крыша. Горячие струи плещут на асфальт, а женщина плачет у меня на плече. Поднимаю глаза на Петрова, который только что спас нам жизнь. Киваю ему в благодарность, а он сжимает кулак возле лица.

Сижу на бордюре, разминая отекшую руку, кажется, я ее вывихнул.

— Добрый день, Олег Борисович.

Подходит ко мне офицер в сверкающе чистой форме МЧС в брюках и пиджаке. Мы такую не носим, разве что по праздникам. Я не ошибся, когда решил, что машина в стороне — это из штаба.

— Гульков, — представляется он, — инспектор по внутренним расследованиям. Моя задача выявлять нарушения работы сотрудников МЧС.

Он протягивает руку, я на нее смотрю и пожимаю в ответ. Моя собственная отдает болью, и рукопожатие выходит смазанным.

— Вот, пришел понаблюдать за Вашей работой, — улыбается, — вовремя пришел. Ну и представление вы в центре города устроили.

— Лучше бы помогли, — хладнокровно поднимаю на него глаза.

— Не моя работа, Олег Борисович. Каждый из нас должен делать свою работу. Вы поймите правильно, я Вам не враг, я всего лишь выполняю свой долг.

Киваю в ответ.

— Вам, наверное, уже известно о том, что штаб заинтересовался вашей работой в связи с несколькими жалобами.

Снова киваю.

— Так вот, более некомпетентного исполнения своих обязанностей я еще не видел.

Никак не реагирую. Для меня главное, что мы спасли женщину и ее ребенка.

— Я вынужден подать рапорт о Вашем отстранении. Думаю, Вам нужно немного отдохнуть. А вашим отрядом пока покомандует другой майор.

Встаю. Вот что значит систематически нарушать правила.

— И покажите руку в «скорой», — кричит он мне в спину, — она опухла. Возможно, Вам понадобится перевязка.

Не считаю нужным продолжать разговор.

Викинг молчит, стоит с ломом и долбит асфальт, будто его это не касается. Петров хлопает меня по плечу и плюёт в спину инспектору.

— Вот, с*ка канцелярская. Так можно к любому происшествию придраться, Борисович. Мы ведь действуем по обстоятельствам. Сидят там, штаны протирают.

— Мы должны действовать по инструкциям, а не по обстоятельствам.

Глава 30

Лиза

Все время грустно, но стараюсь держаться. Вот оно счастье: черноглазое, широкоплечее, двухметровое. А взять его себе не могу. До конца получить не в состоянии. Мне с Олегом идеально, поэтому я стараюсь. Не переживаю, креплюсь. Все равно иначе не выходит. Мы друг без друга долго не можем.

Дошло до того, что я довольствуюсь малым и радуюсь, как ребенок, если он просто приходит. А Олег ходит чаще, чем раньше. Звонит без повода.

И когда мы остаемся вдвоем, и он долго целует меня, мне кажется, что я для него самая важная в мире. Сумасшедшая, не могу без него. Иногда перестаю брать телефон, просто игнорирую, дверь не открываю, как будто его больше нет. Но он снова приходит и просто обнимает, рассказывая о том, кого спас сегодня. Мне нравятся эти истории. Они без подробностей, но в такие минуты я жмурюсь и прижимаюсь к нему крепко-крепко, потому что горжусь им и очень за него боюсь. И я понимаю, не смогу я его отпустить, не дано мне просто забыть его.

«Отпусти меня», — шепчу каждый раз, но Олег меня не слушает. От его красивых глаз у меня буквально сводит сердце. Что может быть хуже неопределенности?