Сильный духом, холодный сердцем

Сжимаю смартфон в руке, когда приходит оповещение, что абонент наконец-то доступен в сети. Первое мгновение я инстинктивно тычу в список контактов, но потом понимаю насколько это неуместно и прячу смартфон в карман. Физически она в безопасности, но мне необходимо узнать, почему она так долго держала себя вне зоны доступа. Вдруг решила, что между нами все? Тогда пусть скажет это вслух. Поднимаю глаза и вижу тёщу, которая внимательно следит за моими манипуляциями с телефоном.

Сажусь между тещей и Викой, жена поворачивается ко мне, я улыбаюсь ей, а она, никак не реагируя, отворачивается и снова смотрит на воду.

— Не помню, когда в последний раз дышала настолько свободно, — начинает разговор Анна Михайловна, зажмурившись, наслаждаясь вечерними лучами теплого летнего солнца.

— Да, здесь чудесный воздух, — медленно киваю, соглашаясь.

Беру с дорожки ветку сосны, гну ее пополам, начинаю крутить в руках. Она источает приятный кисло-сладкий аромат хвои.

— Врач сказала, что прорыв очень существенный.

— Это замечательно, — улыбается, не открывая глаз, Анна Михайловна, — мы столько лет этого ждали, что даже не верится.

Снова смотрю на Вику и глажу ее ладонь, спокойно лежащую на коленях жены. Возвращаюсь к своей ветке, которая легко гнется в моих пальцах, по ней ползут несколько муравьев.

Чувствую внимательный взгляд тещи на своем лице.

— Меня многие осудили, Олег, когда я оставила дочку тебе после аварии. Соседки шептались за спиной, на работе отворачивались, мол, не захотела взваливать на себя ношу, — шепчет она и вздыхает с трудом, как от боли. — А я ведь не просто так ее оставила. Олег, я помню вашу любовь.

Опускаю голову, на ветке больше нет муравьев.

— Она настоящая была, чистая. Такая любовь и в огонь, и в воду. И я знала, что рядом с тобой ей обязательно станет лучше.

— Врач сказала, что сейчас будет следующий этап реабилитации и возможность…

— Спасибо, Олег, — слегка приобнимает меня, — и за клинику эту лучшую, и за то, что денег никогда не жалел и… Я ведь знаю, как они тебе даются. Молюсь за тебя всегда, особенно когда новости смотрю.

— Она ведь моя жена, Анна Михайловна.

Тяжелый разговор, вбираю воздух полной грудью, затем замираю на какое-то невесомое мгновение, начинаю терять его, выпуская через нос и чуть-чуть приоткрытый рот.

— Ты изменился, Олег, стал совсем другим. Ожесточился, покрылся броней. Сильный, бородатый мужик. Так и должно быть. Командовать отрядом МЧС — это ведь отправлять людей на смертельно-опасные задания каждый день. Вика тебя таким и не знала, Олег, — грустно улыбается.

— Вика — моя жена!

— Это я помню, заладил тоже, — не спуская ожидающих глаз. — Но время на месте не стоит. Все течет, все меняется. Ты всегда был стальным стержнем, а Вика мотыльком, который нуждался в твоей защите. Сколько помню, любил ее, берег, и я это видела, — слегка наклоняется вперед и кивает в подтверждение своим словам. — И радовалась, несмотря на то, что судьба вот так разрушила наши жизни... Но при этом подарила ей именно тебя, а никого-то другого.

— Я и люблю, она же моя жена. И вообще мне не нравится, что мы обсуждаем ее, будто ее здесь нет.

Сжимаю Викину ладонь.

— Не перебивай, Олежка, мне и так тяжело, — кладет руку на свое горло, будто задыхаясь, — все это время ты мне был, как сын, а иногда, в минуты отчаяния, даже больше, чем сын, ведь мы делили одно горе на двоих.

— Не единожды Вам говорил: «Приходите, когда заходите, оставайтесь у нас, если нужно»…

— Я и приходила, и видела, как ты стараешься. Постельное белье ее любимого цвета, еда, которую она обожала, и даже музыка. Ее цветы на подоконнике до сих пор растут. Ты за этим тщательно следил, и я знаю, что это все ты делал, потому что для нее это было важно. Но ты изменился. Я уже говорила.

— Анна Михайловна, — хриплю не своим голосом, понимая, что здесь что-то не так.

— Мы все изменились, Олежка, и даже Вика, возможно, сейчас была бы совсем другим человеком. Нельзя жить прошлым, воспоминаниями. Пора признать, что мы все забуксовали.

— Анна Михайловна, дурацкий разговор у нас какой-то получается.

— Я была у Лизы.

Я хмурюсь, не понимая, что происходит. Палка ломается в моих руках, отбрасываю ее в сторону. Молчу, а Анна Михайловна добавляет:

— Она милая.

Качаю головой, только этого разговора мне и не хватало для полного счастья. Именно сейчас, когда все так неопределенно и запутано.

— Когда две недели назад я пришла к вам, тебя не было дома. Ты, наверное, не заметил, но я стала ходить к вам чаще. Но каждый раз тебя не было дома, я ни в чем тебя не обвиняю, ради бога, ты живой человек, здоровый, полноценный мужчина, но, когда наконец ты пришел, я увидела, как ты улыбаешься. Тысячу лет я не видела этого явления, Олежка. Любовь Викторовна сказала, что ты потерял работу, а ты улыбался. А ведь работа для тебя всегда была чуть ли не самым главным в жизни. Но ты сиял, заглядывая в холодильник, наливая себя чай, засыпая туда привычную ложку сахара.

— Вика здесь проведет около месяца, — пытаюсь сменить тему разговора, но теща не обращает на меня внимания.