Он заметил, что один из зенитчиков – прячется за гребнем холма и разложил решетку. У Стингера сбоку на пусковом устройстве есть складывающаяся антенна, перед пуском ее надо разложить. Разложенная антенна – признак готовности выстрелить в любой момент, на наведение – требуется несколько секунд, не больше. Он по миллиметру повернул винтовку и посадил голову зенитчика на пенек основной марки прицела.
В Советской армии снайперов учат прицеливаться с одного глаза, так же и в спорте. В Афганистане давно поняли, что целиться надо с двух глаз и это едва ли не единственное из стрелкового дела, чему Скворцов научился в армии, а не в СДЮШОР – школе олимпийского резерва. Сейчас он целился именно так – нужно просто уметь сосредотачиваться на том, что видишь одним глазом и «смотреть, но не видеть» вторым. Как переключатель в голове – смотришь то вооруженным глазом, то невооруженным. Сейчас он посмотрел левым – и увидел, что один из вертолетов завис и по тросу спускается человек. И еще он увидел цветной дым от шашки. Сигнал, обозначили посадочную площадку. Это может значить, что вертолеты летели, не зная точно, где им придется высадить десант. Обычно, если площадка заранее подобрана – ее обозначают менее заметными способами, тем более – на чужой территории…
Он уже не целился. Он смотрел невооруженным глазом – и видел, как из вертолета спустился еще один человек, а потом – спустили что-то вроде длинного мешка.
Большого.
Он начал отползать назад. Потому что не видел со своего места, что происходит на склоне холма, над которым завис вертолет. А видеть – должен.
Надо спешить.
Он рискнул – начал отползать быстрее. Если бы наблюдатель смотрел на него – он бы его мог обнаружить. Но наблюдатели тоже были людьми – их внимание было нацелено на вертолеты, они смотрели в небо.
Понятно одно – своих с готовым к бою Стингером – не встречают!
Холм – скрыл его, он смог перевернуться на спину как жук – и только сейчас ощутил, как болит все его тело, все мышцы, как они затекли от долгого лежания. Впрочем – и то что он сделал сейчас было ошибкой: на вражеской территории всегда, не исключая ни единого момента надо вести себя так, как будто ты под прицелом.
Шило – шумно перекатился рядом.
– Тихо!
– Це что за хрень… – спросил Шило, мешая русский и украинский, как всегда в минуты волнения – шо це таке?
– Не знаю…
Судя по гаснущему звуку винтов – вертолеты уходили, уходили на запад.
– Пошли.
– Ты что, охренел, Старшой?
Скворцов сделало то, что в такой близости от противника делать ни в коем случае было нельзя. Он встал на ноги. Побежал вниз, к подножью холма, пригнувшись – но все же побежал. И если сейчас появится вертолет или у этих… то ли американцев, то ли черт знает кого есть вынесенный пост наблюдения – он попал. Но… кто не рискует, тому и спирта разведенного, с самолета слитого не достанется.
Шило последовал ха ним, оглядываясь по сторонам и держа оружие наготове.
– Ты… чего… задумал… Старшой.
– Смотри по сторонам. Надо их обойти.
Скворцов чувствовал, что дело неладно. Надо посмотреть – кто это прилетел с советской стороны. Это что за контакты. В Кабуле его не ориентировали на работу против КГБ – но он чувствовал, что что-то неладное происходит. Непонятное, подозрительное – и потому неладное.
Успели. На позицию он выдвигался по миллиметру – американцы совсем рядом, смотрят именно в направлении на запад и он – как раз попадает в поле бокового зрения, на линию огня пулеметчиков и снайперов. Это тебе не со спины заходить. Одному заорать и огонь открыть – все. Приехали.
Шило даже на позицию не вышел. Остался внизу, прикрытый холмом – на всякий случай. У него останется возможность маневра, чтобы не случилось.
Медленно. Еще медленнее. Еще…
По миллиметру он начал устанавливать винтовку.
Есть. Установил…
Почти опоздал. Но – именно почти.