Силуэты

     – Никто и не говорил что будет легко. Это вам не алкашей пугать летающими елками, – последняя фраза адресовалась непосредственно Маше, и суровость во взгляде лидера заставила Машу отвести глаза.

     – Или вы думали, что Институт позволит вам так просто покинуть город? - продолжил он, невозмутимым голосом оратора.

     – Если бы вы не убили охрану, у нас бы еще была возможность вернутся! - высказал свое мнение Сорока.

     Креветка закатил глаза, словно взрослый, который не переставал удивляться полным отсутствием логики у детей (хотя возрастом он был не старше их):

     – Вернуться?! Или вы забыли во что нас собирались превратить? Они хотели сделать из нас орудие убийств!

     – Поэтому орудием для убийств из нас решил сделать ты?! - из голоса Маши исчезли былое спокойствие и безразличие. - Если бы ты не схватился с охраной, нам бы не пришлось никого убивать! Мне бы не пришлось. Не такой был план!

     – План был убежать. Убежать, чтобы выжить. - парировал Креветка, - Мы на свободе. Разве не эту цель мы преследовали? Кроль поступил безрассудно. Нам больше нельзя разделяться.

     – Ты прав, – согласился Сорока, –  По нашим следам пустили Доктора. По одиночке мы с ним не справимся. Да и вместе у нас не велики шансы.

     – Кто бы говорил, – съязвил Маша угрожающи скаля зубы Сороке, – сам-то ты куда все время пропадаешь? Может ты нас сдал? Где это ты шлялся когда убили Кроля?

     Сорока угрожающе потряс кулаком перед лицом Маши.

     – А ты подойди поближе и я тебе на ушко прошепчу.

     – Довольно! – прокричал Креветка разнимая товарищей, – сделайте им одолжение и перегрызите друг другу глотки. Это будет самый лучший подарок Институту который только можно вообразить.

     Успокоившись, они погрузились в молчание на несколько минут. Сорока предался напряженному раздумыванию, или только делал вид чтобы не встречаться взглядом с Машей. Креветка тоже не говорил ни слова. И только был слышен хруст поедаемых Машей чипсов.

     Еще три дня назад они обитали в удобных комнатах Институтского общежития, не ровня этому временному убежищу, который в силу своей непригодности и ветхости уже давно должен был быть снесен, но кто-то умело прибрал его к рукам, сдавая комнаты в аренду подобным личностям сомнительной репутации.

     Совсем недавно они полагали, что являются самыми уникальными представителями человеческой расы. Сейчас же их переполняло только желание выжить. Все они выглядели не старше двадцати. Но после содеянного никто из них не рассчитывал, что с ними поступят как с провинившимися подростками.

     На столе, бесполезной грудой металлолома, были свалены "шлемы", с помощью которых им чудом удалось ускользнуть. Теперь же, на это горе-изобретение Кроля больше нельзя было полагаться.

     – Как вы думаете, что Доктор с ним сделал? - нарушая молчание, задумчиво спросил Маша.

     И не дождавшись ответа, проговорил:

     – Нет. Я не хочу этого знать.

ГЛАВА 3

"Я не буду комментировать этот вопрос."

Президент США на вопрос касающийся финансирования Kinesis Corp. заданный на пресс-конференции в Денвере.

Дата: (зачеркнуто)

Имя журналиста: (зачеркнуто)

     Я стоял у подножия широких ступеней, ведущих к главному входу Института. Он развалился массивной тушей подобно застывшему зверю, упершись в землю своими боками как бы в ожидании прыжка. Плитка, украшающая стены, с годами приобрела бледный, почти серый оттенок, и словно шевелилась, подобно чешуйчатой броне дракона. Сотни немигающих окон-глаз хладнокровно изучали меня.

     – Вот как ты со мной, – с упреком прошептал я моему безмолвному собеседнику, – а я тебе отдал так много.

     Моя Масада. Крепость, убивающая изнутри. Целиком поглощающая разум, чтобы быть просто местом работы. Но слишком хладнокровная, чтобы стать чьим-то домом. Разве что склепом.

     – Нет, я отдал тебе не просто много. Я отдал тебе – все!

     За моей спиной раздался робкий, но неприятный голосок:

     – Это вы Аксаков?

     А вот и следователь, – подумал я.

     Тот уже на ходу открывал свой портфель, небрежно извлекая из него стопку каких-то бумаг.

     Не по размеру большое пальто, на подобие кокона, обволакивало болезненно тощее тело. Растрепанная прическа, невнятные черты лица. Типичная служебная крыса привыкшая рыть норы в грудах грязных бумах и отчетов. Странно, что именно такого человека подослали копать под меня. Хотя, кому как не мне знать, что внешность бывает весьма обманчива.

     Я еще раз окинул взглядом Институт. Пред его входом стоял лоснящийся гипсовый бюст Ломоносова. Объект сей простояв на этом месте несколько десятков лет так и не смог вписаться в общий колорит таинственного сооружения, и выглядел нелепой карикатурой с которой все давно свыклись и перестали замечать. Ничего не выражающие гипсовые глаза ученного "мирового значения" смотрели сквозь меня.

     Призрачное наваждение постепенно рассеялось, и ко мне вернулись прежние хладнокровность и расчетливость. Было неразумно перекладывать ответственность за свои грехи на неодушевленный объект.