Силуэты разведки

Виталий Васильевич Крамаренко в восьмидесятые, в пик холодной войны, а значит — в период наибольшего противостояния с американцами, пять с половиной лет был в «командировке» в одной из азиатских стран. Подробности его работы на техническое направление советской разведки еще и сегодня не могут быть обнародованы. Не является секретом только информация о том, что он — один из очень немногих разведчиков, награжден боевой наградой в мирное время. За что? К сожалению, информация об этом тоже закрыта. Тем не менее, беседа с ним интересна тем, что она проливает свет (частично, конечно) на работу именно легальной резидентуры КГБ СССР за границей.

— Виталий Васильевич, вы начали работать в разведке в то время, когда на смену предвоенному и военному романтизму, когда работающий «в поле» разведчик мог позволить себе импровизации, пришел прагматизм, когда все операции очень жестко планировались, и отход от намеченного плана мог даже повлечь наказание.

— Вы очень четко заметили, что были сотрудники, которые работали «в поле», то есть в странах вероятного противника, и были те, которые сидели в Центре. У них лучше получалось вести руководящие направления. Основная нагрузка, конечно же, ложилась на плечи тех, кто работал «в поле».

Да, конечно, в то время, когда я начал работать, любая операция, любой выход на иностранца, любая дальнейшая работа с ним, — все это, как правило, готовилось и согласовывалось. Бывало, что по несколько раз выстраивалась линия поведения сотрудника, отрабатывалась схема его прикрытия.

Страна, где я работал, была с очень жестким внутренним полицейским режимом. Контрразведка свирепствовала. И потому шаг влево, шаг вправо — это было чревато арестом, выдворением и политическим скандалом. Тем не менее, хотя мы и старались максимально планировать и регламентировать свою работу, ситуации, требующие импровизации и немедленного принятия решения, время от времени возникали. Например, сижу с моим собеседником, веду переговоры, и вдруг он совершенно неожиданно предлагает мне важную информацию. Хотя мы об этом не договаривались. Риск? Безусловно. Не возьмешь — упустишь подвернувшуюся возможность. Возьмешь — а вдруг тебя тут же «возьмут за руку»? Или устроят какую-нибудь провокацию?

Я рискнул и взял. Это была очень нужная нам новейшая технология. Слава Богу, все обошлось. Конечно, меня потом Центр пожурил, что я отклонился от инструкции, но результатом был доволен.

Да, наружное наблюдение доставало нас капитально. Особенно плотным оно было первых полгода, да и потом тоже.

— Вы это почувствовали на себе?

— Да. Получилось так, что я попал на должность, которую занимал наш сотрудник, отозванный Центром в связи с возникшей угрозой провала. Он где-то «прокололся». Видимо, допустил не совсем правильное поведение или же слишком активно, подозрительно действовал. Какие-то основания были. Просто так проводить вербовочную беседу с тобой никто не будет. Словом, его досрочно отправили, и мне, когда я приехал, досталась та же должность, та же машина.

— У вас было дипломатическое прикрытие?

— В том-то и дело, что нет. Если бы было дипломатическое прикрытие, действовать было бы намного проще. Я работал в экономической миссии, и у меня был не зеленый, а синий паспорт. И когда по прибытии контрразведка взяла меня в оборот, какое-то время не было никакой возможности активно действовать. А в это время приезжает из Центра один из руководителей разведки и спрашивает: «Где твои результаты?». Пришлось оправдываться, что в данный момент малейшая активность может повлечь за собой серьезные последствия.

— Расскажите подробнее о «наружке». Как это все делается?

— Она держит тебя в плотном окружении, потом как будто отпускает, но, как только ты чуть-чуть расслабился, опять проявляется. Это «демонстративная наружка». С ней проще. Но была и более скрытая, более профессиональная. Иногда — четыре-пять машин, пешие группы, мотоциклисты.

— От «наружки» приходилось отрываться?