Что могу рассказать о той работе? Как известно, разведка — это добывание секретов. Военных, политических, экономических, научно-технических. Для этого приобретаются источники. Кто-то под подписку, кто-то — без нее. Кто-то «втемную», кто-то «всветлую». Всем сотрудникам разведгрупп в округах, какой бы работой они не занимались, обязательно давалась так называемая «Линия «Н» — нелегальная разведка. Работа по этому направлению предполагает подбор кандидатов для работы в нелегальной разведке и решение вопросов их документирования.
— Вот об этом подробнее.
— Каждому нелегалу сплетается (разрабатывается) «легенда». То есть вымышленная биография. И под каждый временной этап этой «легенды» должны быть документы подтверждения. Если нелегал попадает в поле зрения контрразведки и начинается проверка, его «легенда» должна подтверждаться документально. И потом, конечно, предстояла работа с выведенным «в поле» нелегалом. Секретность — она везде секретность. И если ты работаешь с нелегалом, то уже чисто по-человечески с ним становишься близким, как бы срастаешься с ним душой, ведь мы оба делаем одно общее дело. И ты уже стараешься сделать все, подстраховать, чтобы он ни при каких обстоятельствах не «прокололся». А если он вдруг «загорелся», необходимо вовремя его «выдернуть». Нелегалы — это очень и очень серьезная категория людей, особенно, если они — наши соотечественники.
— Вы работали «под крышей»?
— Никакой «крыши» не было.
— Но вы же не представлялись немцем: «Геннадий Лобачев, советский разведчик»?
— Нет, конечно. Герская разведгруппа находилась на территории Советско-германского акционерного общества «Висмут», которое занималось добычей урановой руды. Прикрывался иногда этой «фирмой».
— Сколько лет вы проработали в Германии?
— Обычно подобная командировка длится три, максимум четыре года. Я же проработал шесть лет.
— У вас, наверное, были серьезные источники?
— Было несколько перспективных приобретений по линии научно-технической разведки, несколько источников из числа сотрудников криминальной полиции, очень сильных оперативных работников. Они сами для себя приобретали вспомогательную агентуру. Самое главное было для нас — сохранить их от самих немцев. Гедеэровцы очень ревностно относились к малейшим нашим успехам. Вот если они знают о каком-либо нашем источнике — вроде бы все нормально. Но если не знают… А нам, конечно же, интереснее было иметь свою агентуру, напрямую работающую на нас.
Сложилось так, что лучшие результаты получились у меня по нелегальному направлению, — по подбору кандидатов и, особенно, — по линии документации.
— По возвращении из ГДР вы несколько лет работали в Первом управлении КГБ Украины. Потом была, наверное, самая главная ваша загранкомандировка — вы возглавляли одну из команд спецназа КГБ в Афганистане.
— За прошедшие 26 лет «афганская одиссея» постоянно живет в моей памяти, теперь, правда, реже, но все же приходит в сны. После возвращения из Афганистана долго еще схватывался среди ночи в смутной тревоге, что не могу найти под подушкой оружие. А снились мне чаще всего почему-то полеты на вертолете, выполняющем боевые виражи.
— В последнее время у нас, в Украине, по конъюнктурным соображениям и в угоду националистическим силам все чаще предпринимаются попытки переписать историю.
— Вообще-то ничего нового в этом нет. Мы это уже проходили. У нас и раньше история громадной страны корректировалась в угоду каждому новому политическому лидеру.
— Поэтому по прошествии многих лет свидетельства очевидцев афганской драмы должны сыграть не последнюю роль в честной и объективной подаче исторических фактов. До сих пор в афганских событиях остается много белых пятен, и, возможно, только наши дети и внуки разберутся в тех событиях глубже, чем мы.
— Общеизвестно, что любая армия по собственной инициативе не воюет — она только выполняет волю высшего государственного и политического руководства своей страны. Правда, за это приходится расплачиваться не ему, руководству, а тем, кто воюет, и довольно часто, если не своей жизнью, то жизнью и здоровьем своих боевых товарищей, горем жен и матерей, сиротством детей.