Силуэты снов (СИ)

Извеков выпрямился и посмотрел вверх, словно пытался найти меня взглядом. Разве ты сам, Валерий, не знаешь, что невозможно увидеть бессмертное вечное неделимое сознание? Ты не увидишь меня. Но почувствуешь. И ещё как почувствуешь…

Прокричав что‑то своим псам и подобрав оружие, Валерий быстро пошёл, почти побежал прочь. Псы вернулись к телу девушки, и двое самых крупных, крепко вцепившись челюстями в мёртвую плоть, подняли тело и потащили вслед за Извековым по темной аллее, потеряв к окровавленному парню всякий интерес.

Неожиданно чёткость картины пропала, и я уже не смогла разглядеть, что случилось потом на аллее. Непонятный сон исчез таким же странным образом, как и появился.

Глава 7

Пробуждение было внезапным, но совершенно безмятежным. Отсутствие каких бы то ни было намёков на сновидение сначала удивило меня. Не осталось даже никаких подспудных ощущений. Мелькнула даже мысль о незнакомом снотворном.

Я открыла глаза. Бархатные драпировки. Слабый таинственный свет, или скорее даже подсветка. Полуприкрытое тяжёлыми шторами окно во всю стену. Рай. Бархатные апартаменты, в которых я уже провела несколько ночей. Мне показалось, что я собиралась покинуть это место. Собиралась или нет? Как будто бы я даже почти что это сделала. Или это было во сне?

Никогда ещё моя память не была в таком беспорядке. Хорошо, что я ещё не забыла, как меня зовут. Наверное, такое состояние ума бывает после тяжёлой болезни, но я не чувствовала никакой слабости или боли.

Вокруг не было ни души. Я лежала на широкой софе под простыней. Вся моя одежда куда‑то исчезла, вместо неё на пуфике рядом с софой лежал зелёный комбинезон и мягкие мокасины. Кто‑то полностью раздел меня, уложив спать, и заменил одежду. Кто‑то, кого я об этом не просила.

Я села на постели. Простыня упала с меня, обнажив грудь и живот. Бросив на себя взгляд, я с недоумением увидела несколько грубо зашитых ран. Просто через край стянутые клочки кожи и уродливые рубцы. Я откинула простыню в сторону. Такая же штопка присутствовала то там, то здесь, по всему телу. Никакой боли не было. Раны были зашиты чем‑то вроде рыболовной лески, но все они лишь немного «тянули» при движениях, как тянет неловко сшитая, тесная одежда.

Я встала, потянув за собой простыню, завернулась в неё и пошла в ванную комнату. С полпути я вернулась и захватила с собой любезно приготовленную одежду. Мне не терпелось облачиться в любимые джинсы и ковбойку, но, если моя одежда снова исчезла, было бессмысленно ходить голой.

Умывание не принесло мне привычного удовольствия, несмотря на то, что грубо зашитые раны нисколько меня не беспокоили и никак не реагировали ни на воду, ни на вытирание.

Разглядев себя в высокое зеркало с головы до ног, я пришла в ужас. Захотелось обломать руки тому, кто так бездарно проделал надо мной эту операцию. Со стороны швы выглядели просто безобразно. Больше всего пострадали грудь и живот. Казалось, что кто‑то старательно дырявил меня, а потом так же старательно, но неумело штопал. На руках, ногах, лице и шее повреждений было меньше, и они не были такими уж уродливыми. Но смотреть на тело было совершенно невыносимо. Поэтому я скорее оделась в то, что было под рукой, и вышла обратно в комнату.

Там уже кто‑то сидел в синем кожаном кресле и, по‑видимому, ждал меня. Это была молодая красивая женщина с пышной волнистой копной светло‑русых волос, обёрнутая в разноцветную шёлковую тогу. Она сдержанно улыбнулась мне, пытаясь изобразить любезность, но это у неё плохо получилось. Казалось, что она пришла ко мне не по своей воле, и моя персона не доставляет ей удовольствия.

— В чем дело? — сразу же спросила я довольно грубо. Поскольку я не сделала этой женщине ничего дурного, а также не приглашала её к себе, её плохо скрытая неприязнь разозлила меня.

— Валерий просил присмотреть за тобой, — холодно пояснила она.

Я поняла, что со мной, действительно, не все в порядке, если я сразу не узнала эту женщину. У неё были причины для неприязни, ведь моей гостьей сегодня была Марина Зубарская.

— А зачем за мной присматривать? Я не больна, и мне не нужна няня.

Марина скептически ухмыльнулась, но ничего не ответила, показывая, что беседовать со мной ниже её достоинства. А я не стала настаивать на объяснениях. Такие люди только и ждут, что их станут упрашивать высказаться. И тем не менее, люди такого рода, а особенно женщины, не смогут долго хранить презрительное молчание. Их врождённое неумение держать себя в руках, как, впрочем, и нежелание это делать, обязательно победят. И не дожидаясь от меня никаких просьб, она выскажет все, что обо мне думает, что практически и является той самой информацией, которую мне хотелось бы получить. Можно, конечно, подразнить Марину и насладиться взрывом эмоций. Но мне было откровенно лень это делать. Я просто опустилась в кресло напротив, сползла на кончик, далеко вытянув ноги, и стала рассматривать свою виз‑а‑ви.