Сильвандир

— Мне запрещено отвечать на любые ваши вопросы, господин д'Ангилем. Займитесь-ка лучше своим нарядом, и мы вместе отправимся во Дворец правосудия, дабы присутствовать на судебном заседании: решение должно быть вынесено через два часа; а затем я буду иметь честь проводить вас к господину Буто, вашему будущему тестю.

— Это еще зачем? — испуганно воскликнул Роже, даже не замечая неуместности такого вопроса.

— Прежде всего, чтобы вы могли выразить ему свою признательность, ибо отныне вы будете располагать таким пустяком, как полтора миллиона ливров, а затем для того, чтобы вы могли приветствовать свою нареченную.

У шевалье подкосились ноги.

«Зато отец мой будет спасен, а матушка спокойно проживет до самой смерти в Ангилеме», — прошептал он, без сил опускаясь в кресло.

— Полноте, полноте, — посоветовал человек с бородавками, — вижу, вам надобно побыть в одиночестве и немного прийти в себя. Я, пожалуй, сам отправлюсь во Дворец правосудия, а вы приедете туда позднее.

И человек с бородавками вышел из комнаты, на сей раз с весьма непринужденным видом. От Роже не укрылась перемена в его поведении.

«Оно и понятно, — проговорил он вполголоса. — Теперь-то он уверен в успехе своего дела, ведь я собственноручно подписал себе приговор».

Потом, как ему посоветовал посланец метра Буто, шевалье занялся своим туалетом.

На душе у д'Ангилема скребли кошки; он заранее ненавидел женщину, которую ему предстояло вскоре увидеть, и все же в угоду мужскому самолюбию хотел, чтобы после первой встречи у нее не осталось дурного впечатления от его наряда и наружности.

Шевалье надел богато расшитый камзол из белого атласа, а поверх него украшенный золотыми шнурами черный бархатный кафтан; затем он послал слугу за маркизом де Крете, и тот вскоре появился в своем самом великолепном экипаже.

За его каретой следовали кареты д'Эрбиньи, де Шастелю и де Кло-Рено. Мадемуазель Пуссет ехала за этим кортежем в наемном экипаже.

Маркиз де Кретте поднялся в комнату шевалье д'Ангилема.

Едва завидев своего друга, Роже протянул к нему руки и горестно воскликнул:

— Увы! Увы! Увы!

— Как видно, жертвоприношение совершено? — спросил маркиз.

— Совершенно и безвозвратно, — отвечал Роже. — Я подписал эту окаянную бумагу. Бедная Констанс!

— А есть ли… какие-либо новые сведения о невесте? — спросил Кретте, немного помедлив.

— Ее зовут Сильвандир.

— Ах, черт побери! Прелестное имя! Это уже нечто. Но имя именем, а как фамилия сей особы?

— Мадемуазель Буто.

— Дочь нашего советника — докладчика в суде! — воскликнул маркиз.

— Она самая, — ответил Роже. — Увы, должно быть чучело какое-нибудь! Он долго скрывал дочку от посторонних глаз и наконец решил расстаться с нею ради меня.

— Вернее, ради вашего баронского титула. Кстати, я несколько раз встречался с метром Буто.

— И что он за человек, мой будущий тесть?

— Помесь еврея и араба! Впрочем, как утверждают, он несметно богат.

— И, несмотря на свое богатство, — простонал шевалье, — он вынужден прибегать к такому способу, чтобы пристроить дочь! Ах, друг мой, друг мой, одна только сыновняя любовь и преданность…

— Да, разумеется, Клеобис и Битон — ничто в сравнении с нами, шевалье! Но сейчас не время сетовать, пора ехать во Дворец правосудия. Ну а если окажется, что ваша супруга уж слишком… причудлива… вы поселите ее в самых дальних комнатах своего особняка, приставите к ней слуг и дадите ей на жизнь сто тысяч ливров. Нечего говорить, досадно, что она будет носить ваше имя, да тут уж ничего не поделаешь. Зато у вас сохранится еще миллион четыреста тысяч ливров, и вы станете искать развлечений на стороне. Вы внимательно прочитали подписанное вами обязательство? Там ничего не сказано о том, что вы должны?..

— Нет.

— Вот видите, мой друг, а вы еще жалуетесь! Скорее, скорее, карета ждет нас внизу.

И Кретте увлек за собою д'Ангилема; тот поклонился поочередно д'Эрбиньи, Кло-Рено, Шастелю и мадемуазель Пуссет, проходя мимо их экипажей, а затем сел в карету маркиза.

Вскоре они уже были во Дворце правосудия; там собралось много народу. Сын индианки также пожелал присутствовать при развязке этой затянувшейся тяжбы. Говорили, будто он истратил пятьдесят тысяч ливров или около того, чтобы заручиться расположением судей. Вид у него был такой сияющий, что Роже едва не лишился чувств, даже Кретте сильно побледнел.

Жрецы Фемиды еще находились в соседней комнате: они совещались.

После часового совещания суд в полном составе вернулся в зал заседаний. Шевалье узнал трех судей и вздрогнул: позади них скромно шел советник, готовивший доклад по тяжбе.

— Как зовут советника, составлявшего доклад по этому делу? — робко осведомился Роже у своего соседа.

— Метр Буто, — ответил тот. — В высшей степени достойный человек! Шевалье попытался хоть что-нибудь прочесть на лице метра Буто, но тщетно.

Судьи заняли свои места с тем важным и торжественным видом, какой присущ служителям Фемиды, обвели залу инквизиторским взглядом, который никогда ни на ком не останавливается; затем метр Буто развернул какую-то бумагу.