Сильванские луны

– Да не за что, – сказал он на чистом русском и, не выдержав, расхохотался, глядя на круглые глаза оттийца, хотя ничего смешного в этом не было. Господи боже, да он ведь тебя не понимает. Изуродованный медальон на шее у царевны не оставлял сомнений: забирать его назад бесполезно, эта вещь сделала всё, что могла, и больше работать не будет. Что ж, теперь вся надежда разве что на Ладино кольцо да на то, что сила любви – тоже магия…

Кольцо. Кольцо Рада у него в кармане. Он совсем забыл.

Лексий отвернулся от парочки на земле и, заслонив глаза ладонью, прищурился на небо. Огнептица кружила над полем, и от её огня облака горели красным, как на закате.

Странно, но, стоило Лексию найти Амалию, и ему стало легче. Может, он успел попривыкнуть, может, спасение принцессы в самом деле вправило в нём какой-то внутренний вывих, как знать; но он вдруг понял, что, если постарается, сможет сосредоточиться на том, где он и что делать дальше. Сердце оставило попытки выскочить из груди, а разуму больше не нужно было тратить все силы на то, чтобы остаться целым.

И Лексий вдруг понял, что он может предпринять.

Мысль, дикая и безумная чуть больше чем полностью, пришла как-то просто, сама собой, и даже не удивила, словно чужая – может быть, потому, что мозг отказался так сразу в неё поверить. Вот только Лексий подозревал, что ничего лучше ему – и, возможно, вообще никому – уже не придумать.

Он вовремя вспомнил о кольце.

Регина с умом выбирала место для своего штаба: с этого холма всё поле было как на ладони. Лексий всмотрелся в десятки лежащих тел, в толпы людей, бестолково мечущихся внизу. Почему он не был напуган? Почему там умирали, а он смотрел, не содрагаясь? Похоже, избыток магии в окружающем мире что-то сломал в его чувствах. Интересно, это обратимо или-…

Он закрыл глаза, выдохнул и снова открыл. Хватит. Не смотри. Слушай. И прекрати думать. Ты сам себе мешаешь.

Ему нужен был кто-то, кого, скорее всего, здесь не было. Какой дурак добровольно полезет в бой, если не может ни отдавать, ни понимать приказы? Кто вообще-…

Конечно, Рад.

Лексий расслышал его так ясно, словно увидел, но поверил не сразу, потому что толком не надеялся. Этот парень сказал, что намерен до конца служить своей стране – что ж, Рад или генрих, он всегда был человеком слова. И – Лексий коснулся этой мысли и тут же отогнал её прочь – как знать, в конце концов, бой – шанс не только прославиться… но и умереть. Мечтают ли генрихи о том, чтобы их бессмысленная жизнь кончилась поскорее? Прошлой ночью, тысячу лет назад, Рад совсем не казался счастливым…

Лексий прислушался ещё раз, поискал Рада глазами и нашёл. Лица было не разглядеть, слишком далеко, но, честное слово, эти плечи и светлую гриву он узнал бы хоть слепым.

Не оглядываясь на царевну и её принца, он побежал вниз по склону холма.

Первым, что Гвидо увидел, открыв глаза, было алое зарево на небе.

С минуту он не мог понять, почему лежит на земле и что там горит, а потом вскочил как подброшенный, потому что вспомнил. Его словно обожгло: Амалия! Боги, ведь она же-…

Был ли он к этому готов? Всевидящие! Конечно, нет! Он просто нашёл женщину, в которой было больше магии, чем в ком-либо из живущих. Причин он не знал, и ему, если честно, было всё равно. В конце концов, рождаются же в мире ягнята с шестью ногами; природа – странная вещь, и в ней случаются ошибки. Но он не ждал… такого. Он и представить себе не мог, что эта магия… живая. И что она захочет свободы.

Наверное, он мог бы гордиться тем, что в эту минуту думал вовсе не о том, что больше не сможет колдовать. Он думал только о том, как найти Амалию. Он знал одно: она где-то здесь, и она умирает. Гвидо слышал это даже сквозь оглушительный крик мира, в котором всё пошло наперекосяк.

Увидев рядом с ней человека, навещавшего их в доме в горах, Гвидо не сразу понял, что тот не желает ей зла. Как будто горе-чародей мог помешать ему, если пришлось бы. Гвидо вдруг окаменел, вспомнив: колдовать нельзя. Каким бы ни было твоё следующее заклинание, оно тебя убьёт.

До чего же это сейчас было неважно.

Только обняв Амалию, живую, плачущую, с сильно и хорошо бьющимся сердцем, Гвидо почувствовал, что снова может дышать. Сильванский волшебник, который помог, хотя не был должен, смотрел на них без интереса, и Гвидо вдруг стал нестерпимо противен сам себе оттого, что его любимую женщину пришлось спасать кому-то другому.

Но и это тоже было неважно.

Он был трусом и лгуном с растоптанной гордостью, проигравшим всё на свете, но сейчас это не имело абсолютно никакого значения.

– Спасибо, – сказал он.

Парень ответил что-то совершенно бессмысленное и рассмеялся. Гвидо вспомнился утренний разговор с сестрой. Второй сумасшедший за день? Да и второй ли? Про́пасть, вот только эпидемии безумия им и не хватало…

Гвидо подумал об этом и снова забыл. В мире были только он и Амалия, дрожащая у него в объятиях, больше никого и ничего.