Сильвия и Бруно

«Но худшая из наших бед —
Когда по швам трещит бюджет.
Коль нету денег на счету,
Мы познаём мечты тщету.
„Мадам, извольте меру знать.
Ведь это ужас, как прикину!
Что день, то фунтов двадцать пять!“ —
Вскричал Прикол (имел причину).
„Ах, милый, не моя вина —
Всё мама, — молвила жена. —
Держи, внушает, светский тон,
А без него, мол, мы — Никто!
Вон тот сервиз, считала я,
Она дарит тебе как сыну,
А утром счёт пришёл…“ — „Змея!“ —
Воскликнул муж (имел причину).

Жена зарделась, спёрло дух,
И на ковёр бедняжка — бух!
А тёща поднимает вой,
Склонясь над дочерью родной.
„Скорее! Капли! Соль! Бальзам!
Имей же сердце, а не льдину!
Она ведь ангел…“ — „Знаю сам“, —
Ответил зять (имел причину).
Он крикнул тёще: „Ведьма, прочь!
Зачем я выбрал вашу дочь?
Ведь вы — причина всех невзгод,
Ведь из-за вас я стал банкрот!
Полезный дали б нам совет,
Хотя б… не свечи жечь — лучину!“
„Так я ж…“ — „Молчите!“ — ей в ответ
Сказал Прикол (имел причину)».

И вновь я конвульсивно встрепенулся и, протерев глаза, увидел, что поёт всё же не Майн Герр. Он-то всё ещё вглядывался в свою записную книжку.

— Именно то же самое мне и говорил мой друг, — произнёс он, просмотрев несколько страниц. — «Непатриотично» — то самое слово, которым пользовался я, когда писал к нему, и «препятствовать» — то самое слово, которое он писал в ответ! Позвольте прочесть вам отрывок из его письма.

«Могу вас уверить, — пишет он, — что общепризнанная задача Оппозиции, сколь бы непатриотичной она вам ни показалась, заключается в том, чтобы препятствовать деятельности Правительства любыми способами, не запрещёнными Законом. Эта деятельность носит название „Легитимная Обструкция“; и если Оппозиция когда-либо от души радуется своей победе, так только в том случае, когда у неё есть повод объявить во всеуслышание, что благодаря её „Обструкции“ Правительство потерпело крах во всех своих попытках сделать Народу добро!»

— Ваш друг не совсем верно изложил суть дела, — сказал я. — Оппозиция, несомненно, рада была бы объявить, что Правительство потерпело крах из-за своих собственных ошибок, но она не станет хвастать, что этот крах был вызван Обструкцией с её стороны.

— Вы так думаете? — мягко спросил он. — Тогда позвольте прочитать вам вот эту газетную вырезку, которую мой друг приложил к своему письму. Это выдержка из речи, произнесённой одним государственным деятелем, который в то время являлся членом «Оппозиции».

«При закрытии Сессии позвольте высказать мнение, что у нас нет причин быть недовольными результатами проведённой кампании. Мы разбили противника в каждом пункте. Необходимо только продолжать преследование. Всё что остаётся, так это гнать беспорядочно отступающего и павшего духом врага!»

— А теперь догадайтесь, на какое событие вашей национальной истории намекает человек, произносящий эту речь?

— Ну, видите ли, количество успешных войн, которые мы вели в течение этого столетия, — отвечал я с румянцем Британской гордости на лице, — слишком велико, чтобы я мог гадать с надеждой на успех, к какой из них приковывает наше внимание эта речь. И всё же я сказал бы «Индия», как наиболее вероятное место. К моменту произнесения этой речи бунтовщики, по всей видимости, были совершенно разгромлены. Какая, должно быть, это была восторженная и патриотическая речь! — воскликнул я в порыве энтузиазма.

— Вы так думаете? — повторил он тоном мягкого сожаления. — А вот мой друг утверждает, будто слова «беспорядочно отступающий и павший духом враг» означают просто-напросто государственных деятелей, которые в тот момент находились у руля; что «гнать врага» означает «Обструкцию», а выражение «мы разбили противника» указывает, что «Оппозиции» сопутствовал успех, когда она мешала Правительству во всём, на что Народ облёк его полномочиями!

Я счёл за лучшее промолчать.

— Поначалу это казалось нам невозможным, — продолжал Майн Герр, вежливо подождав с минуту, не скажу ли я чего, — но стоило нам проникнуться этой идеей, наше восхищение вашим народом настолько возросло, что мы внедрили её в каждую область жизни! Это и стало для нас «началом конца». Моя страна уже никогда не встанет на ноги! — И бедный старик глубоко вздохнул.