Сильвия и Бруно. Окончание истории

 С Виллиным лицом также произошли изменения: оно озарилось волшебным светом и обрело сходство с лицом застенчивого паренька. Муж и жена и впрямь выглядели теперь как парень и девушка, когда он обнял её одной рукой и привлёк к себе, другой в то же время отшвырнув от себя груду монет, словно они были чем-то мерзким.

 — Забирай их, душка, все забирай, — сказал он. — И сходи купи чего-нибудь поесть, только сначала добудь молока нашей дочурке!

 — Моей дочурке! — прошептала она, сгребая монеты. — Лапочке моей!

 Она направилась к двери и уже ступила на порог, когда её словно приковала к месту внезапная мысль. Она тот час же вернулась — во-первых, чтобы опуститься на колени перед колыбелью и поцеловать дитя, и чтобы затем броситься в объятья мужа и прижаться к его груди. И в следующую секунду она вылетела из дома, прихватив кувшин, висевший на крючке возле двери. Мы последовали за ней не отставая.

 Не успели мы порядочно отойти, как нам на глаза попалась раскачивающаяся на ветру вывеска, на которой красовалось слово «Молочная». Туда женщина и вошла.

 — Для вас, миссис, или для дочурки? — спросил молочник, наполнив кувшин, но не торопясь отдавать его покупательнице.

 — Для дочурки же! — ответила та с укором. — Неужто я хоть каплю выпью, пока моя девочка голодна?

 — Понятно, миссис, — проговорил молочник и отвернулся от прилавка, всё ещё не отдавая кувшина. — Хочу убедиться, что отпустил по полной мерке. — Он прошёл вдоль ряда полок, уставленных горшками и кувшинами, и, старательно держась к ней спиной, снял с полки небольшой сосуд и долил в кувшин сливок. При этом он пробормотал: — Может, это её хоть чуточку утешит, бедняжку!

 Женщина осталась в неведении относительно этого доброго дела; она приняла кувшин с простыми словами: «Доброго вечера, мастер!» — и отправилась своей дорогой. Но детишки оказались более наблюдательными, и когда мы выходили вслед за ней на улицу, Бруно сказал:

 — Это был хороший поступок. Мне нравится этот человек. Если бы я был очень богат, я дал бы ему сто фунтов — и булочку. А этот ворчливый щенок плохо знает своё дело! — Друно имел в виду щенка молочника: пёсик, по всей видимости, совершенно забыл то любвеобильное приветствие, которым он встретил наш приход, и теперь семенил за нами на безопасном расстоянии, изо всей мочи «торопя уходящих гостей» [27] целым потоком отрывистых и пронзительных тявканий.

 — Какое же у него может быть дело? — рассмеялась Сильвия. — Не могут же собаки стоять за прилавком и отсчитывать сдачу!

 — Не дело сёстрам подсмеиваться над братьями, — веско ответил Бруно. — А дело собак — лаять, только не так: сначала они должны закончить один лай, а потом только начинать следующий, а этот... Ой, Сильвия! — воскликнул мальчик, когда мы прошли порядочное расстояние. — Там о-диванчики!

 И в следующую секунду счастливые дети уже неслись через выгон, наперегонки устремляясь к своим одуванчикам.

 Пока я стоял, любуясь ими, на меня снизошло странное полудремотное чувство: заместо зелёного газона появилась железнодорожная платформа, а там, где подрагивал в воздухе лёгкий Сильвин силуэт, я, как мне показалось, разглядел колеблющиеся очертания леди Мюриел; но претерпел ли и Бруно изменения и превратился ли он в того старика, которого она догоняла бегом, наверняка я сказать не мог, поскольку моё чувство схлынуло так же внезапно, как и нашло.

 Взойдя в маленькую гостиную, общую для наших с Артуром спален, я нашёл своего друга стоящим у окна, спиной ко мне. Артур, по всей видимости, не слыхал моего прихода. Чашка чаю, только что, несомненно, пригубленная и брошенная, стояла на одном конце стола, а на противоположном лежало начатое письмо с пером поверх; на диване валялась раскрытая книга, лондонская газета занимала свободное кресло, а на маленьком столике, стоящем рядом, я заметил незажжённую сигару и распечатанную упаковку сигарных спичек. Этот вид поведал мне о том, что мой друг Доктор, всегда такой методичный и сдержанный, только что перепробовал столько разных занятий и не остановился ни на одном!

 — Как это не похоже на вас, Доктор! — начал я, но тут же умолк, поскольку он повернулся на звук моего голоса, и меня поразила та чудесная перемена, что произошла в его наружности. Никогда ещё я не видел, чтобы лицо человека сияло таким счастьем или чтобы глаза светились таким неземным светом! «Вот так же, — подумалось мне, — глядел, вероятно, ангельский вестник, который возвестил пастухам, стерегущим в ночном свои стада, о „великой радости, которая будет всем людям“» [28]!

 — Да, друг мой! — сказал Артур, словно отвечая на вопрос, прочитанный, вероятно, на моём лице. — Это правда! Это правда!

 Излишне было и расспрашивать, что это за правда.

 — Благослови вас Бог! — воскликнул я, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами счастья. — Вы были созданы друг для друга!