Сильвия. Синтия

— Дьявол его знает, Харви. Впрочем, пожалуй, дьявол и правда знает. Такие люди, как он, не оцениваются по старым меркам. Вопрос в том, сколько денег он может пустить в ход, если того потребуют обстоятельства. Вот в чем вопрос. Может, миллиард, может, половину миллиарда, но он большой человек, Харви, очень даже большой.

— Я ослеплен и поражен.

— Очень мило с вашей стороны, Харви. А теперь слушайте меня внимательно.

Смедли перегнулся ко мне через свой стол красного дерева, значительно постукивая по его отполированной поверхности ухоженным указательным пальцем.

— Я не Алекс Хантер, Харви. Учтите это. И дело иметь вам придется не с болваном полицейским, а со мной. С Гомером Смедли, который родился пятьдесят пять лет назад в Акроне, штат Огайо, и сегодня является вице-президентом третьей по величине страховой компании в мире. Я кое-что знаю про вас и потому будет только справедливо, если и вы кое-что узнаете обо мне. Вы лихо провернули дело Сабина, и я не сомневаюсь в ваших умственных способностях. Это, конечно, не тот интеллект, который годится на что-нибудь, кроме этого конкретного рода деятельности, но я, тем не менее, все равно уважаю его, потому что интеллект в наши дни — в любом его виде — на дороге не валяется. Через несколько минут я вручу вам два чека — два настолько необычных чека, что от них будет долго болеть голова у нашего главного бухгалтера, и тем не менее вы их от меня получите. Взамен мне требуется одно — Синтия Брендон. Она нужна мне целой и невредимой. Если вы мне ее не достанете, то пеняйте на себя.

— А если она уже на том свете?

— Об этом вам следовало думать раньше, Харви.

— Как я должен понимать «пеняйте на себя»?

— А вы дайте волю вашему воображению. Скажу вам одно: если вы провалите дело, то пожалеете, что родились на этот свет. Я довольно влиятельный человек и уж куда опаснее, чем этот ваш Алекс Хантер.

— Я это вижу, — весело отпарировал я, хотя никакого веселья, честно говоря, не испытывал.

— Вы можете сказать «пас», Харви. Отказаться от поручения. В таком случае вы будете уволены, что в общем-то не такая уж болезненная процедура. Вы спокойно выйдете через эту дверь — и все. Никаких проблем.

— Нет, нет, мистер Смедли, — быстро среагировал я. — Пятнадцать тысяч — хорошие деньги, и за эту сумму я готов на многое. Я готов даже вызвать ваш гнев. Поэтому я займусь делом Синтии Брендон.

— Отлично. В таком случае немного подождите, Харви. Скоро прибудут чеки. Я человек занятой, и у меня еще масса разных дел.

Глава II

Помню, как в детстве я сдавал тест на интеллектуальные способности. Среди вопросов был и такой. Диаграмма изображала поле, обнесенное забором. Говорилось, что поле покрыто густой травой, в которую угодил бейсбольный мяч. Нужно было взять карандаш и показать, какой маршрут избирает тестируемый в поисках мяча.

Тогда мне было всего-навсего двенадцать-тринадцать лет, но я живо смекнул, что им от меня надо. Они хотели получить аккуратно заштрихованное решеткой пространство. Но я-то знал, что ни один нормальный человек так действовать не станет. Если бы одна машина зашвырнула мяч, а другой машине было дано задание его отыскать, может и получилась бы правильная решетка на диаграмме, но человек, даже вполне разумный, будет беспорядочно передвигаться туда-сюда, тыча ногой в траву, пытаясь припомнить, куда направлялся мяч, когда он перелетал через забор, и размышляя над тем, отскочит он от земли или нет. Диаграмма его передвижений должна была бы по справедливости представлять беспорядочные каракули, лишенные какой-либо последовательности и четкости.

Примерно так я и работаю. Линии моих перемещений представляют собой каракули идиота, лишенные смысла для всех, кроме меня самого. Меня считают хитрым, смекалистым, изворотливым детективом. Но я просто-напросто тычу ногой в траву, надеясь, что нащупаю пропавший мяч.

Иногда, правда, меня ведет интуиция, но не так уверенно, чтобы этим можно было бы хвастаться. Если начинает мерещиться какой-то проблеск надежды, я звоню Люсиль Демпси, заместителю заведующего Доннеловского филиала нью-йоркской Публичной библиотеки. Этот филиал находится на Пятьдесят третьей улице между Пятой и Шестой авеню, прямо напротив Музея современного искусства. До самого недавнего времени там можно было съесть отменный ленч за один доллар. Потом, правда, цены подскочили, но все равно за эти деньги лучше вас нигде в Нью-Йорке не покормят. Сегодня, когда я позвонил Люсиль, она ледяным тоном осведомилась, не собираюсь ли я еще раз рискнуть потратиться на подорожавший ленч. На что я сурово ответил «нет», и вместо этого предложил перекусить на Женской бирже, угол Мэдисон-авеню и Пятьдесят четвертой улицы.

— Харви, ты, наверно, шутишь, — изумленно проговорила Люсиль.

— У меня небольшой невроз, что верно, то верно.

— Ты просто прелесть. Ты последний из великих мотов. Это у тебя род недуга. Ты не пробовал обратиться к врачу?

— Нет.

— Непременно обратись.

— Чем плоха Женская биржа?