Силы Хаоса: Омнибус (ЛП)

Правда была проста: я бы осознал и почувствовал момент смерти Нефертари. Однако некоторые секреты предназначались только для меня одного.

— Я бы ощутил психический разрыв, — сказал я.

Леор издал раздраженное ворчание.

— Просто скажи «магия» и все. Хватит пытаться нагнать таинственности.

Магия. Вот уж действительно глупое слово.

Мы вышли из командного сектора на основные палубы общежитий. Эти узкие, напоминающие лабиринт коридоры и комнаты соединялись со всей очаровательностью крошечных жилых квартир шпиля улья.

Довольно скоро я услышал глухие удары ужасающего клинка по керамитовой броне. Звук эхом разносился по залам, словно звон треснутого колокола собора. Снова. Снова. Снова.

Гира исчезла в комнате перед нами, промчавшись в раскрытую переборку. За открытой аркой располагался триклиний — одно из помещений, где человеческий экипаж «Его избранного сына» когда-то собирался на свои трапезы из насыщенного протеином супа.

Леор оставался рядом со мной, его эмоции нарастали. От его разума накатывались колышущиеся волны черной ярости, которая просачивалась в мои мысли. Его злоба пьянила. В ней содержалось грубое, электрическое удовольствие.

Мы вместе ворвались в комнату с оружием в руках. Я увидел мертвых врагов, облаченных в черно-розовое. Их куски лежали на полу, на обеденных столах, привалились к вогнутым стенам. Я увидел Оборванного Рыцаря, который возвышался над всем этим, рубя своим медным клинком.

И я увидел Телемахона, последнего выжившего.

— Трон Терры, — проговорил я при виде него. Проклятие, от которого я избавился за десятки лет до того.

Я уже говорил, что Телемахон обладал прекрасным голосом — мои слова не в состоянии в полной мере выразить его низкую, мощную, медоточиво-гортанную звучность — однако это не идет ни в какое сравнение с тем, как он сражался в тот день. Вот где была подлинная красота.

Поэты часто упоминают «грацию воина» и «танец» ног умелого бойца. За все выпавшие мне годы войны я никогда не усматривал в этом ничего реального, пока не увидел его поединок с Оборванным Рыцарем.

Не забывайте, что я ненавижу этого человека. За тысячи лет мы пытались оборвать жизнь друг друга более сотни раз. Мне горько вообще говорить о нем что-либо хорошее.

Он сравнялся с демоном по росту, встав на длинные столы триклиния, и отводил удары Оборванного Рыцаря мечами, которые держал в обеих руках. Он не просто размывался в движении, а стал чем-то текучим и нереальным. Оба клинка двигались в абсолютной гармонии друг с другом — он парировал, переводил в темп, блокировал и наносил ответные удары мечами в математически безупречном согласии.

Ситуация поднималась над чудом, становясь безумной, благодаря его лицевому щитку. Прекрасный серебристый лик, совершенное лицо юноши, выглядел полностью спокойным. Безмятежным. Возможно, даже скучающим.

Парными мечами непросто сражаться, и еще сложнее делать это хорошо. Многие бойцы лгут сами себе, будто в этом есть какое-то реальное преимущество перед клинком и пистолетом, мечом со щитом, или же более мощным и длинным одиночным клинком. К использованию парного оружия обычно прибегают те, кто больше наслаждается рисовкой, чем мастерством, и любит элемент устрашения. Даже в Легионах мало кто владеет им мастерски, и когда видишь воина с двумя клинками — это почти всегда первый признак чрезмерно уверенного в себе глупца.

Но Телемахон превратил рисовку в искусство, которое идеально сочеталось с его колоссальным мастерством. Он поднимал клинки навстречу всесокрушающим ударам, и ему приходилось отступать там, где любой другой уже был бы мертв. У Оборванного Рыцаря было преимущество в силе, радиусе досягаемости, росте, и единственное, что этому мог противопоставить мечник — полностью вкладываться в каждый отклоняющий удар. Несколько секунд, от которых замирало дыхание, я наблюдал, как он отступает с диким, яростным изяществом, а клинки искрят, парируя замахи демона. Он не просто блокировал, от такого его мечи бы наверняка сломались. Он принимал каждый надвигающийся удар в точности под нужным углом, который позволял отбить в сторону, а не принимать на себя силу инерции.

— Умри, — исходя слюной, рычал ему Оборванный Рыцарь. Плоть демона выгорала, обращаясь в дым, от разочарования, что он уже убил или искалечил всех воинов в комнате, кроме этого, продолжающего упорствовать. — Умри… Умри…

В тот же миг авточувства моего шлема издали потрескивание, настраиваясь на входящий сигнал.

— Я тебя недооценил, Хайон, — выдохнул в вокс Телемахон. Несмотря на изнеможение, ему все еще удавалось казаться веселящимся.

Невероятно, вопреки здравому смыслу и поэтичности, Телемахон держался против одного из самых могучих демонов, находившихся в моем распоряжении. Пусть даже существо было ранено, но стойкость мечника все равно ошеломляла меня.