Сидор Артемьевич уже сжег все спички, беспрерывно прикуривая гаснущую самокрутку… До штаба добредаем сами, наверное, партизанское чутье помогло. Получаем пропуска.
— Ох, если бы эти люди знали, что вы партизаны, они бы вас на край света довели! — воскликнула девушка, секретарь начальника Центрального штаба партизанского движения, выслушав наш рассказ о том, как мы добирались сюда.
Сидор Артемьевич, расправляя свою бородку, с улыбкой замечает:
— В этой сорочке да под этим картузом скорее за арестанта сочтут, чем за партизана.
До прихода Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко нам предлагают походить по отделам.
Захожу в первую попавшуюся дверь. Начальник отдела торжественным жестом отдернул голубую занавеску, под которой висела на стене оперативная карта.
— Вот здесь действуют смоленские партизаны, а тут ленинградские… — Потом показывает на Курскую область, на Краснодарский край.
— На Украине? — повторяет он заданный мной вопрос. — По Украине у нас полных данных нет. Кроме Ковпака и твоего соединения…
Говорю ему то, что мне доподлинно известно: на Черниговщине действует крупное соединение под командованием секретаря обкома партии Федорова.
— Почему у вас его нет на карте?
— Не успели еще нанести. О нем мы кое-что знаем.
— А партизаны Куманька? В Червонном районе, на Сумщине?
— Видимо, недостаточно себя проявляют.
— То есть как это не проявляют? Партизан на Украине очень много, и фашисты здорово чувствуют, как они себя проявляют.
Начальник отдела пожал плечами.
— Вот смотри, — он опять подводит меня к карте, — мы выбросили в Словечанский район на Житомирщине надежных товарищей. Ну и что? Пока никакого развития. Такое же положение и на Ровенщине…
Я понимаю, что за два месяца своего существования Центральный штаб еще не успел обзавестись точными данными, так как далеко не всегда отряды имели свои радиостанции и о их боевых делах в Москве могли узнать с большим опозданием. Но невольно вспомнились восторженные лица партизан после успешных операций. Как они, словно прикованные к радиоприемнику, слушали сводки Совинформбюро, надеясь услышать о своих действиях. Народ горит желанием бороться, верит в победу, просит оружия… Быстрее надо штабу разобраться во всем. Мы так много надежд на него возлагаем.
— Нелегко, — говорю, — вам будет отсюда руководить партизанским движением… Представителям штаба придется самим побывать в тылу врага, чтобы посмотреть на народ, на дела партизан.
— Вот за этим вас и пригласили, чтобы разобраться… Я думаю, — он снова водит указкой по карте, — в Брянских лесах повторяются Волочаевские дни… Мое мнение: всех вас надо объединить в Брянских лесах под одно командование.
— Значит, посадить всех партизан на оборону?
— Зачем на оборону? Наступать! С Брянским фронтом есть полная договоренность. Будет бесперебойно снабжать боеприпасами.
— К чему же концентрировать все силы в Брянском лесу?
— Отвлечем дивизии три фашистов, не меньше.
— Между прочим, немцы тоже этого как раз и добиваются: согнать всех партизан в Брянский лес и развязать себе руки на коммуникациях.
— Но разгромить три вражеские дивизии — это же здорово! — И он, открыв другую карту, знакомит меня с планом объединения всех партизанских соединений…
Мне становится не по себе. Что, думаю, если это в самом деле произойдет? У меня невольно вырвалось несколько довольно резких фраз. Начальник отдела поморщился.
— Это же только проект. Зачем раньше времени волноваться?
А в отделе снабжения навстречу мне из-за стола поднялся красивый плотный мужчина.
— Гарбуз, — назвался, он и пожал мою руку с нескрываемой сердечной теплотой. Он быстро заговорил: — Мы все просто в восторге от ваших дел! Герои! Ничего не скажешь, герои! Как там у вас в гостинице довольствие? Может, добавить?..
Мой отказ он принял за излишнюю скромность.
— Вы не стесняйтесь!
— Когда я уезжал, — говорю ему, — меня командиры просили сразу же по приезде добиваться самолетов с боеприпасами. Особенно нужна взрывчатка…
Улыбка сошла с лица Гарбуза. Он смущенно сдвинул брови.
— Да. Трудное это дело. — Он уселся в кресле и, постукивая карандашом по стеклу, проговорил: — Надо спасать Ленинград и Сталинград. Сейчас все для фронта…
Но тут послышался шум, и я узнал голос Ковпака. Он кому-то довольно громко что-то внушал. Ну, думаю, и он ведет сражение…
— Слышите, это Сидор Артемьевич уже порядок наводит, — говорю собеседнику.
— Это надо, надо, — скороговоркой соглашается Гарбуз.
— А вы что, прямое отношение имеете к снабжению фронта? — возвращаюсь к интересующему меня вопросу.
— Все мы имеем, — неопределенно говорит Гарбуз. — На заводах люди сутками от станков не отходят. Подростки работают наравне со взрослыми. Я действительно работал по снабжению армии. Даже дела еще там сдать не успел. Так что партизан я молодой, а снабженец старый.
— Ну раз отношение имеете, — обрадовался я, — так используйте права старого снабженца.
— Это бы и можно, но в распоряжении Центрального штаба нет ни одного самолета. Нечем перебросить…
— А мы жжем костры, — говорю ему, — ждем самолетов, но пока иногда прилетают немцы и бомбят нас.