Говорю ему: да, рейд отложен на неопределенное время. Именно об этом сообщил Матвеев. Перед соединениями Емлютина, Ковпака и нашим ставится задача разгромить две вражеские дивизии, дислоцирующиеся в этих местах.
Я так глубоко переживал эти неожиданные изменения в наших планах, что даже не удивился, почему, собственно, вопросы задает мне Хроленко, а не я ему.
- Слушай, Николай, а где ты пропадал?
Всегда такой скупой на подробности, на этот раз Хроленко не жалел красок. Им с Галей опять все время не везло. В Севске чуть было не попали в ловушку, почти трое суток спасались от облав.
- Так где же все-таки Галя?
- Вчера поздним вечером мне удалось усадить ее в поезд на станции Хутор Михайловский. Теперь она без пересадки следует до станции Славута.
У меня вырвался вздох облегчения. А Хроленко сразу преобразился.
- Уехала! Обхитрили мы их! Еще сутки, и наша разведчица будет в Славуте, а там до Острога рукой подать.
Горделивая улыбка озарила измученное лицо. Что ж, есть чем похвалиться. Не так-то просто посадить нашего человека в поезд, на железнодорожной станции, где гестаповцы следят за каждым.
Но Галю на ее пути ожидали еще новые проверки и облавы, шантаж и провокации. Как-то она выдержит?
А теперь возникла новая проблема: встретимся ли мы вообще когда-нибудь с нашей разведчицей? Она будет ждать нас, а мы не придем: рейд отложен...
Надо сказать, что отмена рейда касалась не только Гали. По разработанному нами маршруту уже были засланы десятки разведчиков. Они до нашего прихода должны находиться в определенных районах и освещать создавшуюся там обстановку. Поэтому разговор с Хроленко угнетал меня, бередил и без того кровоточащие раны. И я поспешил сослаться на дела и расстался с расстроенным Николаем Архиповичем.
Мне пора было выезжать на место будущего боя. Замысел операции сводился к тому, что часть наших сил во главе с Бородачевым и Куманьком выйдет на исходные рубежи к Знобь-Новгородской, а я с батальоном Ревы, разгромив два вражеских батальона в деревне Мефедовка, зайдем к Знобь-Новгородской с запада. После этого общими усилиями захватываем районный центр.
На западе солнце низко склонилось над Десной, а с востока ползет черно-сизая туча, обрамленная лохматой оранжевой каймой. Тонкой золотистой змейкой пронизывает ее молния, но грома не слышно - далеко.
- Дывысь, Александр, гроза надвигается, - замечает Рева. - Це надо учесть.
И не поймешь: то ли он рад грозе, то ли недоволен ею. Начальник его штаба капитан Бесонов разворачивает перед нами карту, испещренную цветными треугольниками, кружками, стрелами. Вот красная стрела, устремленная на Новгород-Северск. Чуть дальше - коричневая стрела проходит через Мефедовку, большую разбросанную деревню, укрепленную разного рода оборонительными сооружениями. Синяя стрела нацелена на Знобь-Трубчевскую - это направление ударов Таратуто и Гнибеды.
Перед Мефедовкой небольшой лес. По имеющимся сведениям, там противник по ночам выставляет засады.
Сморщив лоб, всматривается в карту Павел Рева.
- И на який бис здались нам в том лиску немцы?
По плану предусмотрено, что отряд Ревы одновременно наступает на Мефедовку и на этот злополучный лесок.
- Да, це орешек досыть крепкий, - задумчиво роняет Павел.
- Раскусишь? - поддразниваю друга.
- Надеюсь, - Павел говорит раздумчиво, не спеша. - Не святые ж горшки лепят.
Наступает темнота. Колонна движется по узкой извилистой лесной дороге. Партизаны идут споро, хорошо: не стучат повозками, ничто не скрипит, не бряцает. Только ветер, словно неистово споря с нами, задувает все более порывисто. Уже глухо закрыла небо туча, да все ближе доносятся раскаты грома. И вперемежку с громом через определенные интервалы с правого берега Десны - из Каменской Слободы - бьет по лесу немецкое орудие. Огонь ведется не спеша. Видимо, производится обычная пристрелка. Этим немцы занимаются уже несколько дней.
Преодолели болото, снова втянулись в лес. Вот и опушка, с которой днем хорошо просматривается Мефедовка. Но сейчас все скрыто во тьме. А тут еще грянул проливной дождь. И почему-то именно в этот момент усилился артиллерийский обстрел: уже работало не одно, а несколько орудий, к ним присоединились минометы. Разрывы снарядов слились с раскатами грома. Ветер нагибал и безжалостно ломал высокие сосны. В лесу стоял сплошной треск.
Рева приказывает: залечь у деревьев. При вспышках молний вымокшие до последней нитки люди снуют среди стволов, пытаясь спастись и от осколков и от валящихся деревьев. Удары грома и разрывы снарядов и мин сливаются в один неумолчный грохот, волнами перекатывающийся над лесом. И к этому добавляются еще пулеметные и автоматные очереди: партизаны столкнулись с противником.
- Большая группа вражеских солдат ползет к лесу, - доложил боец, и я только по голосу узнал Уварова.
"Собираются окружить нас?" - первое, что приходит в голову.
- Оставляй здесь роту, - говорю Павлу, - остальные силы забирай с собой на проческу леса, после чего наступай на Мефедовку.
В отблеске молний вижу лицо Ревы, залитое водой, злое, упрямое.