Читаем Силы неисчислимые полностью

Чтобы создать впечатление, что мы намерены и дальше здесь оставаться, снова обживаем покинутый дом. Партизаны откуда-то приволокли застекленные рамы. Правда, они оказались намного шире и длиннее оконных проемов, но наших мастеров это не смутило — просто прибили гвоздями новые рамы изнутри к бревенчатым стенам.

Штаб снова ожил. Перечитываю свои записи, сделанные в Москве. С волнением готовлюсь к беседе с товарищами. Сегодня сюда съедутся командиры, комиссары, начальники штабов, секретари партийных организаций отрядов. Послушаю о том, как они тут воевали, расскажу все, что видел и слышал в столице.

В самой большой комнате, где должен проходить наш сбор, Илья Иванович Бородачев укрепляет на стене привезенную мной из Москвы новую военную карту.

Вчера, как только я приехал с аэродрома, у нас с Бородачевым состоялся не совсем приятный разговор. Еще по пути мне стало известно, что во время боя штаб объединения отошел на двадцать километров, в деревню Ильинское.

У Бородачева один довод: он не имел права рисковать штабом. Никак Илья Иванович не привыкнет к нашим условиям. Все мерит на армейскую мерку. Штаб должен располагаться там, откуда он может надежно и сравнительно безопасно руководить войсками. А нас сама обстановка вынуждает держать штаб ближе к отрядам. Приходится учитывать и несовершенную связь только конные и пешие посыльные — и то, что мы вынуждены без конца маневрировать силами. Нужно учитывать и моральную сторону — партизаны увереннее чувствуют себя, когда знают, что штаб поблизости.

В конце концов начальник штаба признал свою ошибку. Но я видел, как огорчило его мое недовольство. Для дисциплинированного, честного солдата долг превыше всего. А тут вдруг он поступил не так, как от него требовалось. Он и сейчас еще переживает свой промах. И мне по-человечески жалко его.

В комнату входят Богатырь, Рева и другие командиры и политработники. Не заметив меня, они сразу устремляются к карте. Рева горящим взглядом окидывает синюю полоску Днепра. Днепр и на карте широк. Множество больших и малых рек впадает в него. И местами карта выглядит кружевом из голубых ниток. Я понимаю, почему Реву так приворожил Днепр. Не только потому, что это его родная река он родился в Днепропетровске, — но еще и потому, что Павел, единственный пока в соединении человек, уже знающий, где мы будем форсировать эту могучую украинскую реку.

Не отрывая взгляда от карты, Павел садится на край стола, вынимает из кармана кисет и не спеша, в глубоком раздумье набивает свою заветную трубку.

Павел выглядит щеголем. На нем костюм из английской шерсти и новые хромовые сапоги. Это мой подарок, который я привез из Москвы. Я счастлив, что обновка доставила ему радость.

Друзья увлеклись картой. Слышу недоуменные возгласы:

— Почему нет на карте Брянских лесов?

— Братцы, тут нет даже тех районов, в которых действуют наши отряды. Что бы это могло означать?

— Для чего нам такая карта?

— Чего ты пристал — почему да почему? Потому, что свои районы ты и без карты обязан знать досконально.

Эту ворчливую разноголосицу перекрывает звучный баритон Ивана Филипповича Федорова — командира Серединобудского партизанского отряда:

— Ох и места же тут! Вот сюда бы, в Морочанский район, хлопцы, добраться. Тут можно без всякой тревоги перезимовать, хоть сто отрядов приводи.

Беру это на заметку. Надо после поговорить с Иваном Филипповичем. Вспоминаю, что до войны он долго работал в тех краях.

— Ты лучше покажи, где тут раки зимуют, — перебивает Федорова командир отряда Иванов. — Но ты мне объясни, для чего тут эту карту повесили? Может, мы туда и потопаем?

— Осторожно, Леня, — смеется Красняк, комиссар Ямпольского отряда, смотри, мозоли натрешь. Не забывай, до Волыни тысяча с лишним километров. И еще не забывай, что на пути лежит Днепр-батюшка.

Николай Васильевич Таратуто и вовсе этой мысли не допускает:

— По вражеским тылам на Волынь?.. Не говорите громко, а то Суворов в гробу неспокойно себя почувствует…

— А ну, хлопцы, — соскакивает со стола Рева, — поперед батька давайте в пекло не спешить.

— А нам не страшно, Павел Федорович, — парирует Новиков, — мы ведь совсем недавно с вами вместе в этом пекле побывали. Разве только наш штаб снова аж до Ильинского маханет…

Хорошо, что Бородачева в это время не было в комнате. Как бы его резанули такие слова…

А Рева заявляет совсем уж безапелляционно:

— О Бородачеве вопрос, можно сказать, уже решен. Вот я буду докладывать командиру о наших так называемых оборонительных боях и… будь здоров!.. Я опешил. Это уж слишком! Кто дал право командиру отряда решать судьбу начальника штаба объединения? Да, я люблю Павла. Он знает об этом. Неужели он посмел злоупотреблять моим доверием и дружбой?..

Чтобы не сорваться и сразу не наговорить грубостей, поднимаюсь и ухожу в соседнюю комнату. Здесь застаю Бородачева, Куманька и секретаря подпольною комитета партии Червонного района Гончарова.

— Давайте начинать. Кажется, все собрались, — говорю как можно спокойнее. — Полагаю, что необходимо прежде всего выслушать доклад начальника штаба об итогах боев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное