Симарглы

— Город — очень странная штука, — Станислав Ольгердтович кончил раскладывать карты. — В нем случается очень много странных вещей, далеко не все из них можно объяснить и проследить. Если у тебя есть свободное время, почему бы тебе не заняться этим на досуге?.. Откроешь новый научный феномен. Ваш ход, корнет.

— Да нет, — Лена потерла висок. — Вряд ли в ближайшее время у меня будет мало дел.

Ее любопытство было не удовлетворено, но погашено.

А город… город действительно задавал много иных загадок.

4.

Вик обмолвился, что если они защищают какую-то территорию, то эта территория должна стать их частью. Смешно. Эти улицы — часть меня? Эти дома — часть меня? И вон то белье, что повесили сушиться на балконе под весенним солнцем — тоже часть? Не часть, а чушь. Одно дело, когда ты отводишь каким-то вещам место в памяти, другое — если делаешь их частью собственного тела. Может быть, так и возможно поступить с лесом, что объемлет тебя от горизонта до горизонта, что покрывает планету… так можно поступить с корнями Земли, которые пронизывают твою душу. Но уродливому, жизнеспособному чудовищу города можно только сопереживать.

Времена суток, которые Карина выбирала для прогулок, все время изменялись. То утро, раннее-раннее, когда только начинает светать и зажигаются некоторые окна, то день, такой жаркий, что приходится скидывать куртку, и одновременно пустой, разбежавшийся на работу. То вечер, суетливо-усталый, бестолковый, синеющий сквозь юную листву деревьев.

Задания тоже менялись. Сперва — просто дойти куда-то. Потом — добраться быстрее, скажем, за час, за два, за сорок минут. Иногда нужно было идти пешком, иногда — ехать на автобусе, иногда не возбранялась маршрутка или такси. А потом Лена взбунтовалась.

— Ну нельзя из Чкаловского за двадцать минут доехать на оптовку, хоть на чем! — воскликнула Лена. — Ты меня разводишь!

— «Разводишь» — это современный слэнг? — холодно спросила Карина. Получив утвердительный кивок, она продолжила. — Так вот, я никогда не давала тебе, Лена, невыполнимых заданий. И сейчас не даю. Ты уже поняла, в чем все города одинаковы?

— Мне кажется, они вообще ничем не отличаются! — раздраженно ответила Лена.

— О нет, они разные! — Карина усмехнулась. — Еще какие разные. Просто дело в том, что… Ладно. Они действительно очень похожи. В одном. Все они сотворены искусственно, для одного и того же. Города хотят, чтобы в них жили, чтобы они могли жить сами. А автобусы хотят, чтобы в них ездили.

И Лена ездила в автобусах. Ездила до одурения, пока пейзаж за окнами не начинал сливаться в сплошную серую муть, в однообразный, повторяющийся цикл, как в диснеевских мультиках, когда Том гонится за Джерри… и тогда она поняла, что нет никакой разницы.

Первый раз это было… Это было все.

Лена приложила пальцы к стеклу, и почувствовала, как оно легонько дрожит от движения автобуса. Если бы смолкли все звуки, стало бы тихо, наверно, можно было бы услышать легкое дребезжание. Оно передалось в пальцы Лены, потом в руки, потом в плечи, потом и во все тело. Сосущий, изматывающий ритм. В этом ритме дрожали дороги: бесконечный спутанный клубок от горизонта до горизонта. В этом ритме дрожали провода — волосы неведомой, страшноватой красавицы, развешанные по столбам. Свет в окнах домов, ненастоящий, тысячи маленьких солнц, тоже так дрожал. Он был везде одинаков, этот ритм — отсюда и до края вселенной. До края города — не было никакой разницы. Ни какой разницы не было ни в одном из сотен автобусов на его улицах… Она вошла в двенадцатый, а сошла с девятки. Она доехала из Чкаловского до оптовки за двадцать минут. А потом и за десять.

И каждый раз у нее было такое чувство, что она поворачивает невидимое колесо. Рулетку.

Ее сердце сжималось от чужой боли, от жалости к чужой беспросветной жизни, без надежды на смерть. Потому что города не умирают никогда. Они просто… превращаются один в другой. Именно поэтому города так любят симарглов.

5.

Кроме уроков у Карины, надо было заниматься и прямыми должностными обязанностями. Чаще всего это заключалось в том, что ей приходилось сидеть в «штаб-квартире» и смотреть местные новости. Иногда что-то казалось ей отвратительным, невыносимо отвратительным… возникало ощущение, еще более гадливое и мерзкое, чем когда таракан по руке проползет. Безотносительно к содержанию ролика — это бывало даже во время сюжета о протекании труб в детском садике. Тогда ей в обязанность вменялось немедленно звонить на сотовый Вику или Станиславу Ольгердовичу, а уж они должны были «принять меры» — предполагалось, что Ленино «чувство города» работает верно, и указывает на места, где происходят какие-то неполадки.

Где Ленины напарники сами пропадали в это время, Лена не знала — подозревала, что шляются по кинотеатрам или кафешкам. А что? Работы-то нет почти… по крайней мере, ей так казалось. Однако в одно прекрасно утро один из «северной команды» (а конкретно, Черненко) спросил у нее на кухне Морского Дома:

— Что-то твои на Землю зачастили. Перерабатыают. На участке неспокойно?