Симбионт

— Нет. Всё, что они делали здесь, всё, что они преодолели, они делали в соответствии с программой. Сложно преодолеть то, что управляет твоими действиями. Но последнее исступление как-то это изменило. Пока сложно сказать, как.

Ливин своими тонкими пальцами аккуратно вытянул ещё одну сигарету из пачки, лежавшей на столе. Он закурил и задумался, как будто бы ответ, который ему был нужен, вот-вот должен был родиться в его голове, и Хайес молчал, чтобы не мешать ходу мыслей. Возможно, в голове советника сейчас заговорит учёный, и его измышления будут полезны в том числе и старому зануде. Ему тоже хотелось закурить, но он сдерживался, желая приберечь эту сигарету на момент, когда она будет более уместна.

— Вы ведь понимаете, — тихо начал Ливин, — что мы в совете не просто так занимаем места. У вас свой фронт, у нас свой. На нашем мы должны глядеть в будущее достаточно далеко, чтобы люди продолжали существовать и развиваться. В масштабах космоса это очень сложно, именно поэтому совет сам по себе сложен и многочисленен. Но иногда даже это не помогает, потому что количество знающих мозгов это ещё не всё.

Он повернулся к Хайесу и сделал глубокую затяжку. Чувствовалось его беспокойство, как будто бы он ещё не услышал и не вывел того, что можно было бы сказать совету, когда его спросят.

— Количество не гарантирует знания, — продолжал советник, — не гарантирует понимания. Можно и толпой блуждать во тьме, и в одиночку разжечь свет. Я наслушался учёных, освещающих этот вопрос, но неспособных осветить, и поэтому обращаюсь к вам уже который раз. Не требую от вас точной концепции, подтверждённой математически, но всё ещё не могу найти у вас что-то такое, что дало бы понимание.

Ненадолго воцарилась тишина. Хайес взял со стола свою пачку с сигаретами, достал одну и закурил.

— Я понимаю вас, советник, — сказал он, выпустив первое облако дыма, — но и вы меня поймите. Вы ведь не считаете, что я готов говорить вам первую попавшуюся ерунду, лишь бы умно выглядеть перед советом в вашем лице?

— Нет, не считаю, — сухо, но правдиво ответил Ливин.

— Так вот, меня неопределённости собственных теорий тяготят не меньше, чем вас. Я почти уверен в том, что даже больше. Только вы тяготитесь в стратегическом плане, а я в научном. Вам, верно, кажется, что я не понимаю вашей тревоги. Ошибаетесь. Я представляю, что будет, если мы найдём целую планету, занятую теми миуки, к которым мы привыкли. А если все миры в этом направлении будут подконтрольны им? И что будет, если с момента обнаружения у нас уже не получится даже оставить их в покое? Мне это понятно, и я осознаю ваши тревоги.

— Тогда дайте мне концепцию! — Ливин сказал строго и быстро, и как будто бы лишь капля терпения отделяла его от того, чтобы ударить кулаком по столу и начать требовать.

— Я немного не договорил, — спокойно выдохнув и игнорируя восклицания советника, продолжил Хайес, — я сам нахожусь в дурацком положении. Я как сыщик из старинных романов. Вот только на место преступления меня позвали спустя триста лет. Убийца уже успел захватить целые регионы планеты и погибнуть, убитый истлел и разложился, а все следы стёрты. Что я должен вам сказать? Вывести математическую модель? Да пожалуйста. Вы их видели множество. Но слишком высок процент предположений. Мы пытаемся проломить эту стену большим количеством предположений, авось, одно и окажется верным, но сами понимаем, что даже если их число дойдёт до миллиона, мы всё равно не будем спокойны и уверены в том, что нас ждёт.

— Я не могу сказать совету, что Империю хоть со сколько-нибудь малой вероятностью ждёт гибель, — устало и с горечью сказал Ливин.

— В условиях космоса обратное вы также не можете утверждать. Где гарантии, что в очередном открытом мире нас не ждут свои отдельные миуки, которые набросятся на нас с таким остервенением, что мы даже сбежать не сможем?

— Одно дело вероятность. Человек тоже может споткнуться и проломить череп о ступеньку каждый день. Но мы ходим и не боимся. Другое же дело — если я вам скажу: идите на первый этаж, Хайес, но где-то на этом пути есть ступенька, на которой вы точно споткнётесь и точно проломите череп. Уже не будет того спокойствия.

— Моё спокойствие в этом случае — шлем из новых материалов, новые ботинки, которые не проскользнут ни при каких условиях. Моё спокойствие — иной принцип преодоления ступенек. В конце концов, я могу надеть индивидуальный летательный аппарат и спуститься на нём. Мне потребуется навык, чтобы не врезаться в потолок, но я справлюсь. Чем занимаются десятки групп, которым доверили вскрытие всех тел миуки? Тех миуки, к которым меня даже не допустили.