Симбиоз

Мгновенное ощущение невесомости и чёрные мушки перед глазами, сопровождавшие переход, изменили картину мира настолько внезапно, что у меня закружилась голова и подкосились ноги. Вот где было в пору радоваться капкану чужой руки на своём локте! Сейчас чужак послужил мне отличной поддержкой, без которой я имела все шансы рухнуть.

Пространство распахнулось бескрайним небом. Небо было вверху и под ногами, со всех сторон, лишённое горизонта и каких‑либо ориентиров кроме одинокого голубого шарика местной звезды. Он висел чуть сбоку, как раз на том уровне, где по ощущениям полностью дезориентированного разума должен был находиться горизонт. Бледно — зелёное, отливающее бирюзой и золотом небо на другом конце этой мировой сферы, в центре которой мы оказались, темнело до насыщенного изумрудного цвета. Я вдруг остро ощутила себя крошечной, ничтожно маленькой — как капля воды, как атом водорода на просторах галактики. От этого простора сердце, кажется, забыло стучать, дыхание перехватило, а в голове не осталось ни одной мысли.

— Ох, ну ни… звезды у них тут пейзажи! — присвистнул Василич где‑то совсем рядом. От этого звука я вздрогнула, с трудом соображая, что не одна парю в этом удивительном ничто: рядом стояла вся наша команда, каждый со своим личным сопровождающим.

Да и не парю вовсе, а твёрдо стою на ногах, по щиколотку утопая в небе. И не такое уж кругом «ничто», как показалось на первый взгляд. Особенно отчётливо последнее стало понятно, когда то небо, которое было под ногами, вздрогнуло и пошло рябью, после чего легко толкнуло нас вверх. Я рефлекторно подалась ближе к своему конвоиру, и вцепилась бы в него сама второй рукой, если бы та не была занята скрипкой.

Мы медленно поднимались вверх на какой‑то огромной открытой платформе, с тихим плеском оторвавшейся воды. Оказалось, небо под ногами было зеркальной водной гладью, совершенно неподвижной из‑за штиля, а местное солнце просто потихоньку закатывалось за горизонт, погружая нашу часть поверхности планеты в ночь.

Нарушая висящую над этим странным застывшим миром тишину, между двух небес — реальным и отражённым — прокатился низкий утробный звук, пробравший до спинного мозга и рассыпавшийся по спине мелкими мурашками. Было похоже на гудок старого водного корабля, — мы когда‑то в детстве плавали на таком на экскурсию, — или на зов кита. Через несколько мгновений сбоку пришла ответная звуковая волна, и я увидела, как водную гладь рассекло, на мгновение блеснув в лучах заходящего солнца влажной тёмной спиной, огромное тело какого‑то водного животного. Мелькнуло и пропало, а потом вдруг вынырнуло целиком — без брызг и плеска, почти не потревожив идеальную гладь, — и некоторое время скользило в воздухе, не касаясь поверхности воды. Слишком долго скользило, чтобы это могло быть простой инерцией; но в тот момент я об этом не задумывалась, увлечённая созерцанием. Длинное тело без выраженной головы имело вытянутую каплевидную форму и очень органично переходило в два огромных ярких треугольных крыла, которые язык не поворачивался назвать плавниками. Переливы всех цветов радуги на тёмном фоне напоминали причудливую вязь какого‑то древнего языка. Потом существо резко закрутилось вокруг своей оси, обхватывая тело крыльями, издало тот самый низкий зов и без плеска вошло в воду.

А потом точно такой же звук, только выше и тоньше, родился прямо под нашими ногами, и я сообразила, что мы стоим на покатой спине похожего существа, только размерами, кажется, значительно уступавшего собрату. Радужные перепонки его крыльев едва заметно подрагивали, и это было единственное заметное глазу движение. Как эта гигантская амфибия летела, как управляла своим полётом и почему совершенно не ощущался набегающий воздушный поток, было неясно.

Живой дельтаплан поднимался всё выше и выше, и я вдруг сообразила, что дымно — белая громадина, к которой мы движемся, — совсем не облако, а парящий высоко в небе город.

Из странных бесформенных образований, похожих на клочья очень плотного тумана, свисали длинные тонкие сосульки всех оттенков зелёного, поначалу терявшиеся на фоне вечернего неба. Увитые непонятной искристой паутиной, они казались невесомыми, да что там — нереальными! Голограмма, полёт фантазии какого‑то художника, город в облаках.

Чем ближе мы к нему становились, тем более внушительным представал город. Даже ехидный штурман примолк, вглядываясь в изящные черты и задумчиво озираясь по сторонам.

Оказывается, жизнь в этом странном городе бурлила весьма интенсивно. Во всех направлениях сновали какие‑то летательные аппараты, и вот так с ходу определить, какие из них живые, какие — нет, было невозможно. Да я, честно говоря, не могла уверенно сказать это и про то существо, на спине которого мы стояли. Может, у них механизмы такие — самостоятельные?