Симбиоз

— Вот еще что, — не спешу переходить к делу. — Мы тут решили газончики разбить, чтобы цветочки глаз радовали. Может, подскажете, как это лучше сделать? Все-таки женский взгляд для этого дела более практичный будет.

— Ну-у, не знаю. Давайте сперва посмотрим, что с кабинетом делать. Потом, может, что и подскажу.

Провожаю ее в помещение. Игорь остается во дворе, беседуя с Артемом. Несколько минут Катерина измеряет стены, записывает что-то в блокнот, иногда задает вопросы относительно материалов или желаемого цвета. Наконец она убирает блокнот в сумочку.

— Вроде все.

— Нет не все, — подхожу и беру ее за плечи. — Я обещал после ремонта в квартире вечер в ресторане. Ремонт давно закончен, так что мне пора выполнять обещание. Приглашаю вас в эту пятницу на ужин и надеюсь не услышать отказа.

Молча смотрим в глаза друг другу. Вижу, что она не может найти, что сказать. Румянец играет на ее щеках. Мое лицо тоже начинает краснеть. Молчание затягивается и уже напрягает.

— Этот ужин не будет вас ни к чему обязывать, — первым нарушаю молчание. — Хотя, признаюсь честно, вы, Катерина, мне нравитесь.

Чувствую, что краснею еще больше.

— И вообще, предлагаю перейти на ты, — произношу после небольшой паузы, чтобы хоть как-то сбить неловкость.

Катерина освобождается из моих рук, молча разворачивается и идет к выходу. У дверей останавливается, поворачивается ко мне. На ее лице сияет улыбка, в глазах озорные огоньки. Снова подходит и берет под руку.

— Пойдем посмотрим, как лучше твои газончики устроить.

Все уже разошлись по домам. Окидываю взглядом двор, чернеющий свежеиспеченными клумбами. Уф, давно я так не работал. Как только приехавший грузовик высыпал во дворе кучу чернозема, Василич показал на темнеющее у линии горизонта небо.

— Гроза идет, не иначе. Размоет эту землю по двору, будем потом ходить по уши в грязи.

Проникнувшись сказанным, я объявил аврал. Вдвоем с Артемом развозили землю на тачках по уже приготовленным клумбам. Василич с напарником сколачивали щиты, чтобы огородить ими оставшуюся кучу. Правда, вскоре стало ясно, что туча проходит мимо, но лучше перестраховаться, ибо грязь нам ни к чему.

Пора уходить. Но какое-то чувство неясной тревоги заставляет медлить. За воротами нарастает треск мотоциклетных двигателей. Во двор влетают два мотоцикла и резко тормозят в пяти метрах передо мной. Тонированные стекла шлемов не могут скрыть от меня лица мотоциклистов, но они мне незнакомы. Оба направляют в мою сторону стволы укороченных калашей. Когда-то читал фэнтезийную книжку, в которой главный герой, впадая в боевой транс, начинал видеть все как в замедленном действии. Со мной сейчас происходило нечто подобное. Уже позже, анализируя ситуацию, я понял, что вполне мог достигнуть каждого из мотоциклистов и свернуть им поочередно шеи, прежде чем они подняли бы руки с оружием. Но сейчас я просто тупо смотрел на то, как стволы автоматов расцветают алыми цветами выстрелов, выплевывая в меня свинцовые пули. И все же тело, независимо от впавшего в ступор мозга, среагировало, отвернувшись от первой очереди. Пули просвистели мимо. Вернее, не просвистели, а плавно проплыли, ибо именно так воспринималась мною их скорость. Второй стрелок выпустил очередь веером, как бы перечеркивая мое существование. Несколько тупых ударов в грудь отбросили меня в небытие…

Сознание начинает выплывать из мрака и устремляется к далекому, еле заметному источнику света. По мере приближения свет становится все более ярким, от него исходит тепло и исцеление. Я стремлюсь к нему всей своей сущностью. Наконец свет полностью поглощает тьму, и я осознаю, что является его источником. Свет исходит от Книги. Вокруг Книги расположены семь врат. В одни проникаю я. Остальные шесть остаются наполненными тьмой. Но вот в тех, что по левую руку от меня, тьма подернулась рябью и перестала быть абсолютной. В меня проникает чей-то зов. Он исходит из этих врат, тьма в которых превратилась в серую мглу…

Сознание окончательно проясняется. Я в подземелье, стою перед книгой, положив на нее обе руки. На левом запястье надет браслет. На безымянном пальце правой руки — перстень. И на браслете, и на перстне изображен уже знакомый мне странный зверь. Под рубашкой чувствуется тяжесть ремня, на массивной бляхе которого изображен тот же зверь.

Опускаю взгляд на грудь, чтобы убедиться в наличие амулета, и, видя простреленную ткань рубахи и запекшуюся на ней кровь, вспоминаю, что со мной произошло. Снимаю рубаху. Мда, судя по вырванным клочьям ткани на спине, три пули прошили меня насквозь. Но на теле нет даже шрамов. Только кое-где уже высохшая кровь.