Читаем Симеон Гордый полностью

Вечером, оставшись последний раз наедине с князем (завтра из утра Семена должны были постригать в монашеский чин), Мария горько посетовала:

– Зачем ты так? Мне и не удержать, и не надобе столько! Оставил бы токмо на прожиток!

– Ничего! – проговорил Семен с придыхом. – А вдруг… и вправду… сын? – Он помолчал, прикрывши глаза, вымолвил тихо: – Деток Бог прибрал, а ты, коли… Тебе поклонятце! Дядя Василий поможет… Прочее Алексий содеет… Сам настоял. Прости меня, Маша, за все прости!

Семен сморгнул, слеза, скопившаяся в углу глаза, нежданная, одинокая, скатилась по впалой щеке. И по этой слезе, по беспомощной нежности, что вдруг прозвучала в шепоте князя, поняла вдруг, всем сердцем поняла, что умирает, что стал родным и уже не будет больше, и зарыдала, завыла в голос, припав к горячим бессильным рукам, что шевельнулись слабо, не то привечая, не то отстраняя…

Князь Семен скончался двадцать шестого апреля. Ненадолго пережил его и старый тысяцкий, Василий Вельяминов. Ненадолго пережил и брат Андрей, погибший шестого июня, за сорок дней до рождения своего сына Владимира, будущего Владимира Храброго, прославленного московского воеводы.

Летом Иван Иваныч, один оставший в живых из всей великокняжеской семьи, поехал на поставление в Орду, куда уже кинулся Костянтин Василич Суздальский со иными князьями и посол Великого Новгорода Смен Судаков, тоже хлопотавший за суздальского князя.

Но Джанибек, выслушав всех, приняв по обычаю от урусутских князей нескудные дары и оглядев спорщиков своим грустно-насмешливым взглядом (даже теперь, после смерти великого князя, они не поняли ровно ничего!), исполнил последний долг дружбы, сотворив то, что еще мог сотворить для покойного, и о чем, наверно, попросил бы его сам князь Семен, – передавши великое княжение, все целиком, без разделов и споров, единственному наследнику Симеона – его брату, князю Ивану Иванычу.

Алексия в ту пору уже не было в Москве. Он по приглашению патриарха уехал на поставленье в Царьград.

<p>Глава 119</p>

Вечером после похорон князя Семена Алексий остался ночевать в монастыре Святого Богоявления. Ему не хотелось занимать митрополичьи покои до тех пор, пока из Царьграда не воротят послы, хотя как местоблюститель он и имел на это право. Однако у Алексия были свои правила и свой взгляд на природу власти, выработанный единожды и навсегда. Строгий с нижестоящими иерархами, он был строг прежде всего к себе самому и никогда не дозволял себе лишних или поспешных действий, как не дозволял своему телу роскошей и праздного отдыха.

Стефан, который всю зиму исповедовал и причащал умирающих, обмывал трупы, отпевал и хоронил, чудом оставаясь в живых, так что, завидя высокую черную фигуру, московляне бросались перед ним на колени, словно перед спасителем, в этот вечер вознамерил поговорить с Алексием, ибо из Радонежа дошли до него слухи, что вся семья брага Петра умерла и дети остались одни.

Алексий выслушал богоявленского игумена молча. Кивнул, о чем-то думая или соображая свое.

– Брат Игнатий заменит меня в управлении монастырем! – присовокупил Стефан.

– Не заменит! – кратко отверг Алексий, слушая и не слыша наступившую в келье тишину.

– Повести мне, сколько осталось в живых монахов? – спросил он после долгого молчания. Стефан ответил. Алексий коротко вскинул глаза. Укорил:

– Вот видишь?

Еще помолчал и заговорил спокойно и твердо, глядя в огонь:

– Инок отвержен мира, и мир чужд для него! Уходя в монастырь, мы умираем для мирской жизни и близких своих. Мнишь ли ты, что Господь, в силе и славе своей, не озаботит себя участью младеня? Не пошлет добрую душу, поставив ее на путях сироты? Ты уже впал единожды в обольщение мирского соблазна и видишь сам теперь, к чему это привело! Князь Семен должен был умереть бездетным, и сумел ли ты помешать веленью судьбы?

– Должен был… умереть? – с запинкою повторил Стефан.

– Да! – жестко отмолвил Алексий. – Он знал это сам, хотя до последнего часа и боролся с судьбой!

– Господь карает лучших? – угрюмо вопросил Стефан.

– Мы не ведаем, Стефане, на каких весах и кто весит наши судьбы. Смертному не дано сего знания. К счастью, не дано! Могли ли бы мы жить, зная о том наперед? Князь Семен взял на себя бремя отца своего, но возжаждал утех земного счастья, позабывши страх в сердце своем. Он был лучший князь, а Иван будет худший, и все же кара господня пристигла именно его, а не слабого духом Ивана. Власть должна быть бременем, и пока она бремя – стоит нерушимо. Когда же превращает себя в утеху – всему наступает конец, и даже то, что мнилось твердее твердыни, неостановимо рушит в пыль!

– И князь Семен…

– Исчерпал при жизни своей утехи мира и перед гробом узрел, сколь временен свет земного суетного бытия!

– Но он будет спасен? Там, за гробом?

– Это знает Господь! Не я! Я ведаю только одно: бремя свое он все-таки нес и донес до могилы. Будет прощен народ – и будет прощен князь Симеон вместе с племенем своим. Погибнет народ – и кара господня пристигнет усопшего князя. Грядущие после нас оправдают или осудят наши труды.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное