Симеон Полоцкий

Стани, путниче, зде и умилися,
где Епифаний телом положися.
…
душу бо вручил царствующу в небе
идеже и ты строй жилище тебе.
…
Зде Епифаний, муж исполн мудрости,
иеромонах, спрята своя кости,
почтенней жизни свято преставися,
ты, читателю, о нем помолися.
…
Грядый человече, возри зде и стани,
идеже положен отец Епифаний.
Иерей в монасех, краткий, мудрый, честный,
рцы, да водворит и Господь в рай небесный.
…
В многих языцех, мнози его труди,
за что вечная память ему буди.

Сколь сложно ни складывались взаимоотношения Симеона Полоцкого с Епифанием Славинецким, однако ученый не забыл упомянуть в завещании своего оппонента и оставил ему крупную сумму денег.

К услугам Симеона Полоцкого с просьбой в написании духовной обращался и архиепископ Рязанский Илларион. Пути их сошлись на приснопамятном Большом Московском соборе, который положил начало близости, в которой, пожалуй, было более противоречий, нежели общего. Начнем с общего. Илларион высоко ценил Симеона Полоцкого как обличителя раскола, как знатока теологии и талантливого поэта. Приведем высказывание И. Татарского о владыке Илларионе: «Этот архиепископ был одним из образованнейших русских иерархов своего времени и в этом отношении питал известное нравственное расположение к Симеону… Правда, в направлении своего образования, не разделял односторонней латинствующей тенденции Симеона».

Как бы то ни было, но черной кошке неприязни, которую пытались подпустить недруги иеромонаху Симеону и владыке Иллариону, не суждено было пробежать между ними, о чем свидетельствует и переписка, преисполненная взаимного уважения. Уже упоминавшийся нами безвестный «Г. Я.», ничтоже сумняшеся, замечал: «Со многими… людьми, особенно знатными, Симеон старался поддерживать близкие отношения, но эти отношения были не столько искренние и сердечные, сколько дипломатические, внешние, по расчету».

Оставим сие на совести написавшего эти строки, который, выполняя некий «социальный заказ», низвел Симеона Полоцкого до мелочного, скрытного, безмерно льстивого, двоедушного, бесчестного типа, чуть ли не презирающего Православие и на протяжении всей жизни носившего маску, за которой было надежно упрятано униатство. Потому-то и в дружбе Симеона Полоцкого с иерархами православной церкви анонимный автор усматривает беспредельную фальшь. Так ли это? Обратимся к исследованию, посвященному Симеону Полоцкому, безусловного авторитета в русском языкознании Л. Н. Майкова: «…В обществе московском Симеон, по-видимому, не имел тесных связей, и может быть, чаще встречал холодность, чем благосклонность. Из светских лиц ему благоволили Б. М. Хитрово да Ф. М. Ртищев… Из других архиереев, кроме Паисия Лигарида… Симеон был близок особенно к митрополиту Сарскому и Подонскому Павлу, который своим образованием и, между прочим, знанием греческого языка, сам значительно выделялся из среды тогдашнего московского духовенства».

Разве это не почва для сближения?! И Симеон Полоцкий, и митрополит Павел одинаково взирали на учение раскольников как на атрибут застарелого невежества. Утвердительно можно сказать, что идею написания «Жезла» первым высказал митрополит Павел, и не без его влияния Большой Московский собор поручил Симеону Полоцкому дать письменную отповедь расколоучителям. Как мы знаем, игумен монастыря Всемилостивейшего Спаса Симеон справился с задачей блестяще и в короткий срок. Митрополит Павел как начальник Печатного двора дал книге-обличению путевку в жизнь. Дружба и покровительство – понятия разные и в то же время сходные. Симеону Полоцкому в 1666 году исполнилось 37 лет, владыка Павел был на добрый десяток лет старше. О нем следует сказать особо.

В 1664 году архимандрит Чудова монастыря, оплота богословской науки времени правления царя Алексея Михайловича, был хиротонисан в сан митрополита Сарского, Подонского и Козельского. В пору добровольного сложения патриархом Никоном своих обязанностей он трижды (!) избирался местоблюстителем патриаршего престола, но так и не взошел на него. Причина – отказ подписать статьи, выработанные Собором, в которых шла речь о подчиненности патриарха царю. Более того, несогласие с государем обернулось для митрополита Павла лишением и местоблюстительства, и права богослужения. Однако царь не решился лишить возможности митрополита Павла управлять ученым обществом переводчиков, которое размещалось на его Крутицком подворье и где, как мы помним, Епифаний Славинецкий деятельно трудился над исправлением славянского текста Библии[92].