Итак, все сферы государственной деятельности и приказы были поделены. Федор Алексеевич, вопреки утверждению С. М. Соловьева о том, что юный царь являлся «преобразователем… оставаясь в четырех стенах своей комнаты и спальни», основательно принялся осуществлять программу российского просветительства, выработанную в полном согласии с Симеоном Полоцким. Серьезным ударом по общенациональному невежеству должно было стать открытие Славяногреко-латинской академии. Увы, при жизни Симеону Полоцкому не суждено было увидеть свое детище. Устав, написанный им, стал камнем преткновения в реализации задумки.
Патриарх Иоаким, возглавлявший лагерь «мудроборцев», без благословения которого было немыслимо создание первого высшего учебного заведения России, изрядно переработал, а то и вовсе переиначил суть многих положений труда Симеона Полоцкого. Ничем не мог помочь своему учителю и Федор Алексеевич, у которого с патриархом сложились натянутые отношения. И это немудрено. Юный государь был европейски образован и слыл заядлым книгочеем, почитателем наук и искусств. В. Н. Татищев, взявшийся за написание «Истории государства российского», отмечал, что Федор Алексеевич «великое искусство в поэзии имел и весьма изрядные вирши складывал» и к тому же «пению был великий охотник». Заметим, что в переводе с греческого имя Федор означает «наделенный Божьим даром».
Федор Алексеевич, без сомнения, загорелся идеей открыть в Москве Академию и по совету Симеона Полоцкого жертвовал значительные суммы на приобретение книг, разрешил вопрос о выделении земли в Китай-городе, где располагался Заиконоспасский монастырь. На содержание Академии приписывались богатые монастыри: Иоанна Богослова в Переяславле Рязанском, московские – Андреевский и Даниловский, еще четыре провинциальных обители с угодьями и крестьянскими дворами. От своих владений царь отписал Академии Вышегородскую дворцовую волость и десять пустошей в разных местах. Не возбранялись и частные пожертвования на пропитание и одеяние студентов. В помощники Симеону Полоцкому был определен его лучший ученик Сильвестр Медведев.
«Привелей Московской Академии» после правки патриарха царь утвердил только в начале 1682 года, сохранив многое из того, что некогда постигал в труде Симеона Полоцкого «Вечеря духовная».
Далее события поползли улитой. Ушел из жизни Симеон Полоцкий, вослед ему отдал Господу душу его благодетель и ученик Федор Алексеевич. Наступило время правительницы Софьи Алексеевны при малолетних царях Иоанне Алексеевиче и Петре Алексеевиче. Тогда-то царевна и вспомнила о грамоте, поданной Симеоном Полоцким почившему в Бозе брату.
Карион Истомин, хоть и многое перенял у иеромонаха Симеона, однако его идейная «закваска» произошла в стенах Чудова монастыря, где обосновалась школа Епифания Славинецкого. Первым о неосуществленном намерении Федора Алексеевича создать Академию напомнил правительнице Софье именно Карион Истомин, который вручил ей собственный вариант жалованной грамоты. Не следует быть провидцем – Софья отклонила проект Истомина и обратила свой взор к труду учителя, в который Сильвестр Медведев внес свои поправки, присовокупив к будущему указу стихотворную эпистолу, превозносившую до небес добродетели царевны. Произошло это событие в январе 1685 года. Надо полагать, что Сильвестр Медведев мнил уже себя ректором Славяно-греко-латинской академии, первого российского университета.
Однако в острейшей борьбе за власть Софья Алексеевна допустила целый ряд просчетов. Патриарх Иоаким прочно занял сторону юных государей и даже в мыслях не мог допустить, что место ректора займет ярый «латинник». «Привелей» на Академию Симеона Полоцкого и Сильвестра Медведева был отложен до лучших времен. И тут в Москву, к вящей радости патриарха, явились «любознательные путешественники»
Иоанникий и Софроний Лихуды, греки, получившие высшее образование в Венеции и Падуе. Покровительство патриарха оказалось решающим, и после непродолжительного учительствования в Москве в октябре 1687 года братья Лихуды возглавили учебное заведение, которое так и не стало вровень с университетами Европы. Да и само грекофильство, не менее схоластичное, чем латинство, в стенах Академии просуществовало до начала XVIII века, века реформ Петра Первого, который не жаловал просвещение абстрактное, не приносящее пользу России.
А теперь возвратимся в год 1679-й и заглянем в типографское училище, которое было создано при Большой московской типографии. Тогда к учебе приступили тридцать отроков, которым предстояло осилить не только типографское ремесло, но и греческий и латинский языки, грамматику русского языка.
И хотя история книгопечатания в России насчитывала более ста лет, однако впервые на государственном уровне приступили к печатанью книг основательно и с богопочитанием. Большая типография находилась под особым контролем патриарха, а Иоаким вольностей не терпел, и Симеону Полоцкому зачастую приходилось искать обходные пути, издавая поначалу подносные книжицы, которые спустя некоторое время обретали вид полноценных книг.