Мне приснился кошмар. Но не ведьмы,
и не вурдалаки.
Я подушку кусал, одеяло во сне чуть
не сгрыз.
Мне приснилось, что все мы отныне –
собаки.
То ли высшая воля свершилась, а то ли
каприз.
И теперь наш собрат всякой масти, от белой
до черной,
Поливает углы и легко переходит на лай,
И живем мы теперь в образцовой большой
живодерне,
Как туземцы, которых увидел Миклухо
Маклай.
По породе и жизнь: беспородный – считай,
неудачник.
С родословной – похлебка с костями
и спать в нумера.
А которые просто собаки – тех в общий
собачник.
Раз, два, три… Раз, два, три… Раз, два, три…
На троих конура.
Разделились на догов-бульдогов. И мелочь
живая.
Кроме белых болонок к себе никого
не пустив,
В окруженье легавых московская
сторожевая
С доберманами, глядь, уплетает мясцо
без кости.
И совет кобелей (и такой был – а как же
иначе!)
Огласил: «В мыловарню, кто тявкнет
не в такт и не в тон!
А кто нюхать горазд – то не ваше, мол,
дело собачье.
Ваше дело – служи. И почаще, почаще
хвостом!».
Я во сне был большой и горластой дворовой
собакой
И облаял за это холеных дворцовых борзых.
И когда началась в подворотне неравная
драка,
Кобелина легавый мне сбоку ударил под дых.
Укусила меня ниже пояса злобная шавка,
В тон завыл по-шакальи трясучий карманный
терьер.
Изодрали в клочки – из меня никогда
не получится шапка,
Оттого, может быть, и заперли в отдельный
вольер.
Заблажили, завыли: «Сбесился!..
Сбесился!.. Сбесился!
Порешайте скорей с этим диким
не нашенским псом!
В самый строгий ошейник его, чтобы сам
удавился!»
Я хотел уже было. Да вовремя кончился сон.
СТЕНКА
Вот и снова на потребе
Всё, от кистеня до петли.
И кликуши, как один – в стаи.
Вот опять в свинцовом небе
Алюминиевые журавли,
А мундиры и поля – крестами.
То ни маневрами не кличут,
ни войной.
То за красной, за набыченной
стеной
Пьют, воруют, лаются!
А Россия, как подстилка
(не жена),
И заложена, и перепродана,
Перед стенкой мается.
И опять у трона с ложкой
Весь антихристовый род –
Поживиться, пожидовиться,
пожамкать.
Об Царь-пушку точат рожки,
Чтоб Царь-колокол – в расход! –
Не в своей стране, поди, не жалко.
Как проказа, как холера, как
чума.
И Россия через то – хромым –
хрома –
Мрет, дерется, кается!
И война одна – как мать родна.
Кровку пьет, да все не видит дна.
Да пред стенкой мается.
Отрыдают бабы в землю
Под салютные хлопки
И затянут на душе пояс.
И солдатик, что не внемлет,
Вознесется в ангелки
И прольет на Русь слезу-горесть.
А за стенкой на зачумленных
балах
Помянут, да и запляшут
на столах –
Сожрут, споют, сбратаются!
А Россия с голодухи вся бледна,
Присно крестному знамению
верна,
Перед стенкой смается.