Читаем Симфонии полностью

8. И дух, и невеста говорят: прииди».

1. Потом он стоял весь строгий и задумчивый.

2. То был белокурый, высокий мужчина с черными глазами. На ввалившихся щеках его играл румянец.

3. Задумчиво молчал он, и марксист, позабыв свои возражения, сбежал украдкой из сумасшедшего дома.

4. Но в открытое окно рвался белый ветерок; он нес пророку сладкие, сиреневые поцелуи. И хохотала ясная зоренька, шепча: «Милые мои».

5. Дрожжиковский с жаром пожимал руки белокурого пророка, а старый священник молча обвел присутствующих синими очами и потом склонил свою седую голову на старческую грудь.

6. Потом он заслонился рукой от света. Ветерок закачал его атласные, седые кудри.

7. На полу лежала его черная тень.

1. В тот час в аравийской пустыне усердно рыкал лев; он был из колена Иудина.

2. Но и здесь, на Москве, на крышах орали коты.

3. Крыши подходили друг к другу: то были зеленые пустыни над спящим городом.

4. На крышах можно было заметить пророка.

5. Он совершал ночной обход над спящим городом, усмиряя страхи, изгоняя ужасы.

6. Серые глаза метали искры из-под черных, точно углем обведенных, ресниц. Седеющая борода развевалась по ветру.

7. Это был покойный Владимир Соловьев.

8. На нем была надета серая крылатка и большая, широкополая шляпа.

9. Иногда он вынимал из кармана крылатки рожок и трубил над спящим городом.

10. Многие слышали звук рога, но не знали, что это означало.

11. Храбро шагал Соловьев по крышам. Над ним высыпали бриллианты звезд.

12. Млечный Путь казался ближе, чем следует. Мистик Сириус сгорал от любви.

13. Соловьев то взывал к спящей Москве зычным рогом, то выкрикивал свое стихотворение:

Зло позабытоеТонет в крови!..Всходит омытоеСолнце любви!..

14. Хохотала красавица зорька, красная и безумная, прожигая яшмовую тучку.

1. В комнате горела красненькая лампадка. Проснулся ребенок.

2. Он кричал звонким голосом: «Нянька».

3. Просыпалась ворчащая нянька и укрощала ребенка.

4. А он протягивал к ней ручки и улыбался, говоря: «Где-то трубит рог!»

5. Нянька осеняла его крестным знамением, говоря: «Христос с тобой, мой родной! Это тебе померещилось!»

6. И ребенок засыпал, улыбаясь. И нянька шла спать.

7. Оба они слышали во сне призывный рог… Это Соловьев шествовал по крышам домов, усмиряя страхи, изгоняя ужасы.

1. Уже заря разгоралась с новой силой, когда хилый священник приподнялся с кресла.

2. Он говорил о вселенской любви с опущенными долу глазами.

3. Тихий ветерок качал его атласные кудри, а губы старичка священника расплывались в грустную улыбку.

4. Ничего он не принимал и не отвергал из сказанного, но говорил о любви.

5. И был ветерок… И не знали, был ли он от вздыхающих, сладких сиреней или от белых слов отца Иоанна.

6. А безумная зорька растопила яшмовую тучку и теперь хохотала, разгораясь, украсившись серебряной утренницей.

1. He много сказал отец Иоанн. Потом он сидел у окна заревой, майскою ночью, склонив седую голову на грудь…

1. Утром возвращался Дрожжиковский с Остоженки, усталый и сонный.

2. Он часто зевал, потому что стоял белый день.

3. Ароматные гроздья сиреневого забвения висели на фоне бирюзового неба.

4. Над снежно-белой тучкой совершалось пурпуровое таинство.

5. Все это видел Дрожжиковский, спеша на Остоженку.

1. Шел странник с котомкой за плечами; его узенькая, седенькая бороденка задорно выставилась вперед, излучая радость всепрощения.

2. Уже позади него оставался сосновый лес. Над зелеными соснами стояло благословляющее солнце.

3. Желтовато-белые тучки, словно вылепленные из воска, рельефно выделялись на фоне небесного поголубения.

4. А перед ним протянулась равнина. Над равниной горели золотые и серебряные главы святынь.

5. Это была Москва, озаренная майскими лучами. Это была Москва в Троицын день.

6. Любопытно высматривал седенький странник над святынями московские тайны и радовался втихомолку.

7. Он был себе на уме, и ничто его не удивляло. Удивление считал он человеческим, слишком человеческим.

8. По небу плыли желтовато-белые тучки, словно вылепленные из воску, а странник в уме ставил свечки московским угодникам.

1. Отец Иоанн служил в своем приходе.

2. Его беленькая, чистенькая церковка с серебряными главами приветно гудела во славу Св. Троицы.

3. Пели «Иже херувимы». Все потели. Таинственный диакон в сияющей ризе периодически склонялся, совершая каждение.

4. Лучи золота врывались сквозь узкие окна и почивали на сияющих ризах; мелкий дымок фимиама мягко стлался в солнечных лучах.

5. Царские двери не закрывали тайн: отец Иоанн воздевал свои благословляющие руки, и атласные белые волосы были откинуты от бледного чела.

6. Потом низко склонялся отец Иоанн перед св. Престолом, и из его сжатых губ вырывались потоки таинственных слов.

7. Так замирал он неведомым символом, прерывал молитвы мечтательным вздохом.

1. Потом был великий выход; два ребенка, сверкая ризами, несли восковые свечи; за ними шествовал золотой диакон.

2. После всех тихо шел с чашей в руках отец Иоанн. Его очи блестели. Ризы сияли. Волосы сбегали снежной волной.

3. И склонялись церковные прихожане в лучах майского солнца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия