Симфония «Пятой Империи»

А.П.: Эти представления вы обрели после 1998 года, столь горького для страны и для вас?

С.К.: Безусловно. Возглавив атомную отрасль, я получил уникальный опыт. Отрасль не просто огромна, она целостна, завершена сама в себе. Я работал министром топлива и энергетики, у меня есть опыт отраслевого управления. Но это не была замкнутая отрасль. За ее пределами оставалась добыча, конечный продукт. А здесь все. Добыча природного урана и обогащение. Конверсия и фабрикация топлива. Машиностроение и изготовление атомной станции. Управление, эксплуатация и вывод из эксплуатации. Утилизация отходов и повторное использование. Такой комплекс работает только при проектном подходе. Поэтому здесь должен быть Проект с большой буквы. За два месяца до назначения я уже знал, куда иду. И использовал эти два месяца для изучения истории отрасли. Читал историю Ядерного проекта СССР. Понял грандиозность замысла и исполнения и стратегические результаты проекта. И теперь я убежден, что сейчас мы имеем дело с Ядерным проектом-2. Первый создавался под ядерное оружие, ядерный щит, статус сверхдержавы, которая отстаивает свое существование в мире. Второй построен под позицию мирового лидера в атомной энергетике. Не важно, что первый может быть назван милитаристским, а второй пацифистским. Важно, что определяет безопасность. Наличие ядерного щита тогда определяло целостность и безопасность страны. Сегодня безопасность страны – синоним энергообеспечения. Я много разговаривал с ветеранами отрасли. Слава богу, еще работают те, кто ее создавал. Побывал на «Маяке», в Челябинской области, где ведется это мучительное и скандальное уголовное дело о радиационном загрязнении реки Течи – стронций, цезий. Мои знакомые в прокуратуре попросили меня: «Помимо правовой ответственности, поговори со своими людьми. Ну как же можно, годами сбрасываете всякую грязь. Ведь там же люди живут». С этим настроем поехал на «Маяк», провел совещание. Начал их стыдить. Как же так можно было заложить производство, что десятилетиями все это валим себе под ноги. Народ в отрасли дисциплинированный. Сказали: «Есть! Виноваты!» А вечером за рюмкой водки один из пожилых работников сказал: «Конечно, начальник всегда прав. Но на секунду представьте, как это выглядело тогда. «Маяк» – это первая точка, где впервые была изготовлена советская ядерная бомба. Когда мы ее делали, мы не думали о том, что произойдет, если мы не справимся, не уложимся в сроки, какие головы полетят, и что нам всем будет. Мы понимали, – сделаем бомбу, и будет страна. Не сделаем, страны не будет. Если не успеем, то первый удар противника придется именно по нашему предприятию. Мы находимся в точке прицеливания. И вопрос, что и как мы слили в это озеро, – он просто не возникал. Не потому, что мы злобные, что нам наплевать на природу, а была такая пора». И я понял, что разговариваю с людьми, которые за смену получали боевую дозу радиации. Когда из установки выпадал графитовый блочок, его устраняли два человека. Один бежал в зону с дозиметром, находил этот блочок. А другой с веником и совком сгребал его и вытряхивал в свинцовый контейнер, получая при этом несусветную дозу. За это полагалось два дня отгула, стакан спирта, три горячих пирожка, и на машине начальника смены отвозили домой. И это все мотивировалось борьбой за безопасность страны. Ядерный щит обеспечивал безопасность страны и ее влияние в мире. Сегодня то же самое. Энергобезопасность – это условие выживания страны, особенно нашей северной страны, а также условие достойного места на мировой арене. Поэтому наш атомный рывок должен быть именно суперпроектом, соразмерным с Атомным проектом Советского Союза. Остался ли в отрасли запас прочности, позволяющий совершить рывок? Ведь за истекшие пятнадцать лет мы практически ничего не создавали, лишь достроили три энергоблока, оставшиеся от советских времен. Пару недель назад мы заложили капсулу в фундамент Нововоронежской АЭС. Ветераны плакали, наблюдая этот ритуал. Это первое бросание капсулы за последние двадцать лет. И я могу утверждать, что отрасль находится на грани, после которой возрождение невозможно, но мы эту грань успели перейти. Запас прочности один к десяти, который закладывали в отрасль отцы-основатели, позволил нам избежать крушения.