Чувствуя себя совершенно опустошенным, трясясь всем телом, Гил ослабил шнурок, стянул с себя сетчатую шапочку и бросил на сиденье. Потом встал, покачиваясь. Звуковые иголочки отодвинулись от его нервов и перестали щекотать чувствительные центры. Он проковылял вверх по проходу, потом вышел в коридор громадной Коммерческой Башни. Здесь было светло, воздух посвежее, и ему стало лучше. Он сунул руки в прорезные карманы короткого плаща, который носил поверх трико, и свернул к лифтовым шахтам.
Пока он падал на уровень первого этажа и выходил из здания, в нем снова зазвучали вопросы. Так что же, это ядерная война породила популяров или виновны музыканты? Но в чем может заключаться вина музыкантов? Разумеется, им не под силу изуродовать тысячи этих…
Тут он вспомнил генных инженеров и камеру генного жонглирования в «Первом Аккорде». Но и это ничего не объясняло. Люди из развалин, само собой, ни за что не согласились бы добровольно подвергнуться таким зверствам. Уж никак они не кинулись бы всей толпой в «Первый Аккорд» по доброй воле, чтобы выйти оттуда чудовищами. Кто-то удрал бы, спрятался, уклонился…
Во всем этом никакого смысла, никак не вяжется. И вот теперь, через многие часы после того, как сработала запись, он ничуть не ближе к разрешению своей дилеммы, чем за несколько секунд до конца записи, когда первый страх и благоговение затопили его рассудок.
Так где же выход? Бежать? В другой город-государство, их ведь немало на Земле? Но он припомнил те случаи, когда представители других городов-государств прибывали в Вивальди. Судя по тому, что он слышал и читал, их собственные города имеют те же самые социальные порядки — общественное устройство, основанное на гладиаторских ритуалах вступления в гражданство и на строгой системе классов. Допустим, удерешь отсюда, преодолеешь, рискуя жизнью, немалое расстояние до другого города-государства и обнаружишь, что там ничуть не лучше, чем здесь, если не хуже.
Что же тогда делать?
Гилу нужен был такой человек, с которым можно обсудить ситуацию и услышать разумное мнение. Если бы кто-то подсказал как взглянуть на эту проблему иначе, может, она бы легко решилась. Но он представить себе не мог, кому можно рассказать о своем популярском происхождении, не рискуя оказаться в мусоросжигательной печи. Кому ни расскажи, любой отправит тебя в печь… Кроме Тиши.
На ближайшей видеофонной станции он обратился к справочной службе и нашел адрес ее родителей. На этот раз, окрыленный четкой целью, он шагал с удовольствием. Он думал о Тише, о ее лице, о теле, о том, как она говорит и двигается. Тиша поможет. Она найдет бальзам для его душевного разлада…
Он не мог знать, что образ действий, который сейчас выбрал и который будет выбирать дальше, приведет его прямо к безлицему черному человеку, ожидающему в развалинах…
А когда-то…
Силач, по пятам за которым мчался Дракон, ворвался в лечебную комнату и кинулся к Незабудке. Незабудка… Это имя ей подходило. Правда, многие черты бросались в глаза при взгляде на нее: например, груди (сейчас высокие и набухшие от молока), или красивые, гладкие коричневые ноги, или ступни, крошечные, как у фарфоровых статуэток, — но самое большое впечатление производили две особенности: во-первых, глаза, голубые и зоркие, а во-вторых, тонкие, полупрозрачные перепонки между пальцами, те отметины, которые помешали бы принять ее по ошибке за музыкантскую леди исключительной красоты.
— Я думала, ты не успеешь, — сказала она, протягивая к нему руку.
— Дракон вздумал игры играть — подлое пресмыкающееся!
— С дороги! — рявкнула Воробьиха, прыгая по-птичьи перед лежащей девочкой-женщиной. — Время пришло. Схватки. Боль. Я знаю, когда приходит время.
И, словно по команде, Незабудку передернуло — начались схватки; лицо так перекосилось от боли, что Силачу стало страшно смотреть на нее.
Но её ногти впились в мозолистую кожу его ладони, и ему пришлось смотреть.
Воробьиха вытолкала Силача с Драконом за дверь, потом повернулась к аудиорецепторам встроенной в стену огромной компьютерной системы — робота-доктора.
— Она рожает, доктор. Способен ты ей помочь?
— Аборт потребует…
— Нет! Аборт исключен. Ты поможешь ей родить?
— Могу я взглянуть на пациентку? — спросил робот сиплым, не допускающим возражений голосом.
Воробьиха вдвинула операционный стол в проем посредине робота-доктора. Теперь Незабудку не было видно.
— Я могу оказать помощь, — объявил компьютер.
— Ну? — спросил Силач у Воробьихи.
— Что — ну? — ответила она вопросом на вопрос.
Ее черные глаза были окружены паутиной тонких морщин возраста и усталости, да и хитиновый клювоподобный ободок, заменяющий ей губы, с годами превратился из черного в серый.
— Ну ладно, что нам дальше делать?
— Сядем на пол, — сказал Дракон. — И подождем.
Они сели ждать.
Глава 6