Читаем Симода полностью

Столбы из камня у входа на кладбище, звонница под крышей из дранки, и к языку колокола привязан обрывок американского каната. Деревянные стоики и перекладины с побегами глицинии, которая зацветет, наверное, еще через месяц. И тихий, почтительный храм из дерева, не под соломой, как показалось издали, а под черепицей, с вытоптанным пространством перед входом, как с плацем для упражнений. Здесь стояли морские пехотинцы, кадеты и славные матросы Перри. Показывали пушечную пальбу, играл оркестр, и американцы маршировали по пространству среди храмов, лавок и общих бань.

– «Мученье служанок»! – повторил Посьет. Он очень скучал о той, которую любил, и все, что он видел, пробуждало в нем воспоминания.

Скучнейшее заседание предстояло не менее чем на десять часов. Путятин умеет взять себя в руки. Посьет тоже умеет. Обо всем, о каждом пункте договора, следует теперь говорить, отбросив все побочное, все сантименты.

...В перерыве обедали, гуляли по саду, и Кавадзи спросил потом у Эйноскэ, как это все может случиться: здесь вчера чиновникам приема донесли, как посол при встрече с Адамсом говорил очень важно и гордо. Но это понятно. Оп чиновник императора. А американец не является представителем императора. Но оказывается, пока Перри путешествовал, президент в Америке уже сменился. И убранный президент не казнен и не наказан. Поэтому хотя американцы показывают богатство и не просят продуктов, но они не могут быть такими гордыми, как посол Путятин. Это мне понятно. Но почему так свободно говорил Путятин по-английски?

– Да, он говорит по-английски совершенно свободно, – отвечал Эйноскэ.

– Как это объяснить?

Эйноскэ сказал, что, как ему стало известно, у Путятина жена англичанка.

– О-о! – выкатив глаза, сказал Кавадзи.

– О-о! – еще более значительно протянул Кога, удлиняя свое лицо, которое становилось как морда у лося или у старой, изможденной побоями китайской лошади, у которой от ударов хворостиной глаза лезут из орбит.

Это очень значительная и очень необыкновенная новость. Вот к каким понятиям теперь необходимо привыкать и японцам, зная, что между Россией и Англией война. Портрет красивой женщины всегда был с Путятиным, он ставил его на столике. Это непривычно нам. Может быть, и японцы должны так же жениться в будущем, отвергая изоляцию? Может быть, велики именно те народы, которые смело сражаются и так же женятся без страха? Но все же надо быть разборчивым. Надо сначала все спешно изучить. Кога отнесся к этой новости как научный исследователь из сиогунской Академии наук.

– Путятин, конечно, очень любит свою жену, – сказал Тсутсуй, – в его годы это понятно. Мне восемьдесят три года, но в прошлом году моя жена родила мне девочку, хотя Путятин уже сказал мне, – добавил старик, – что в пятьдесят дети редки, в шестьдесят лет очень редки, в семьдесят их не бывает почти никогда, но в восемьдесят... детей может быть сколько угодно... – и Тсутсуй тихо засмеялся.

Переговоры возобновились.

Главные пункты договора о торговле петербургских и московских купцов в Японии и об открытии японских портов решены. Предстояло разобрать запутанное дело с Южными Курилами. Тсутсуй и Кавадзи оставляли России всю Курильскую гряду, но удерживали за собой самые южные острова. Путятин тут же объявил, что России принадлежат все острова. У России есть все права. Право первого описания и право владения, так как на этих островах живут крещеные айны.

Японцы дружно засмеялись. Путятин подождал, когда они утихнут, и упрямо повторил свое. Японцы терпеливо выслушали его до конца.

– У вас право есть, а силы нет! – возразил ему ученый Кога.

Путятин виду не подал, но в душе сильно удивился. Ему, послу могущественной державы, осмеливались так говорить!

– У вас нет никаких доказательств, что па южных островах живут крещеные айны, – сказал Кавадзи.

Главный японский посол знал, что крещеные айны были, но самураи матсмайского князя давно уничтожили их всех. За всю свою историю японцы ассимилировали или уничтожали айнов и считали это своим неотъемлемым правом. Так еще в древние времена занимали они свои главные острова, продвигаясь с юга на север. Если же нет крещеных айнов, это значит, что у России нет никаких доказательств для подтверждения своих прав. Тут же Путятину дали понять, что и о торговле, и об открытии портов ему не удастся договориться, если он не уступит. России не дозволяется держать в Японии консулов. Требовались уступки. Бессилие Путятина вызывало смех.

По инструкции из Петербурга требовалось в первую очередь заключение договора о торговле, об открытии портов, о сохранении престижа и парадной величественности.

На устье Амура компанейские приказчики и штурманы, бывавшие на Курилах, уверяли Путятина, что и на Южных островах есть старики, еще до сих пор знающие по-русски, но скрывающие это от японцев. У них хранятся нательные кресты как символ надежды на избавление от японской эксплуатации. Японцы забирают в айнских семьях всех дочерей себе в жены, а мужчин вымучивают на тяжелой работе и спаивают водкой – сакэ: так они изменяют население островов.

Перейти на страницу:

Все книги серии Морской цикл

Симода
Симода

Роман «Симода» продолжает рассказ о героических русских моряках адмирала Путятина, которые после небывалой катастрофы и гибели корабля оказались в закрытой, не допускавшей к себе иностранцев Японии (1854 год). Посол адмирал Путятин заключил с Японией трактат о дружбе и торговле между двумя государствами. Были преодолены многочисленные препятствия, которые ставили развитию русско-японских отношений реакционные феодалы. Русские моряки строят новый корабль, происходит небывалое в Японии сближение трудового народа – плотников, крестьян – с трудовыми людьми России. Много волнующих и романтических встреч происходило в те годы в японской деревне Хэда, где теперь создан музей советско-японской дружбы памяти адмирала Путятина и русских моряков. Действие романа происходит в 1855 году во время Крымской войны.

Николай Павлович Задорнов

Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза