Симода

Однако в мозгу Евфимия Васильевича гвоздем сидело главное, о чем он сам еще и не заикался, соблюдал японский же этикет, или, как говорил Перри, «церемонии». Он не требовал садиться поскорей подписывать договор. Он не сказал посланцу бакуфу, что к этому вполне готов. Говорил не о договоре, а об устройстве своей морской армии, о стапеле, чертежной, о будущей шхуне и превосходной работе японских плотников.

Старый франт Мориама Эйноскэ, похожий на боксера из Род-Айленда, самый блестящий, модный и самоуверенный из переводчиков правительства, любезно сказал, что Накамура-сама просит передать послу Путятину от имени Кавадзи и Тсутсуя, что хотя все они очень застали, но просят прибыть в Симода для окончательных переговоров.

Путятин ответил:

– У вас в стране конец года. Тсутсуй-кун очень старый, поэтому нельзя ему долго оставаться в дороге. Близится ваш Новый год и праздники. Хизен но ками достиг преклонного возраста, и я не должен заставлять его долго ждать... Я хотел бы ехать на переговоры, чтобы послы к празднику вернулись в столицу, к своим семьям.

Путятин знал, что возвращения к уже сказанному и повторения уместны, будут приняты как знаки вежливости. Он еще несколько раз упомянул про преклонные годы Тсутсуя, называя его то Хизен-сама, то Тсутсуй-кун, то полным официальным княжеским титулом – Тсутсуй Хизен но ками.

Накамура понимал Путятина. Адмирал представил очень вежливый и достойный ответ и вполне требовательный и деловой. Никогда никто из американцев Перри или из других западных народов так не говорил.

– Идемте в чертежную и на стапель, Накамура-сама.

Путятин еще сказал, что даст Тсутсую и Кавадзи письменные вопросы к предстоящим переговорам, чтобы было что обсуждать. И эти повторяющиеся возвращения к важному делу показывали хорошую подготовленность и высшее воспитание посла, который делал светские замечания, а потом вежливо и твердо возвращался к основному императорскому делу. Таким образом, Путятин подготовился, чтобы встретить такую же твердую и требовательную вежливость со стороны послов Японии.

Тут другой переводчик тихо донес послу важную новость: Мориама Эйноскэ довольно старый. Открытие же страны пробуждает в Японии новые молодые силы. Что же это значит? Мориама идет на покой? Оказалось, что совсем не так. Мориама Эйноскэ только что оставил свою старую семью и женился на молодой.

И Татноскэ хихикнул...

– В Симода женился?

– Нет, в Эдо...

А когда же он был в Эдо? Старая новость. Мориама есть Мориама, и палец в рот ему не клади. Решил, видно, зажить новой жизнью. Начало новой карьеры?

Свите велели не лезть в чертежную. Чиновники и самураи охраны расселись на корточках в сенях, как серые и черные вороны.

– Очень приятно видеть все это. Здесь ли вычерчивается корабль? – спросил Накамура.

Путятин велел Можайскому и Сибирцеву объяснять. Вошел Колокольцов.

– Ветер ужасный, и дождь начался, – сказал он, снимая плащ из клеенки и вытирая лицо белым крахмальным платком.

– Наши плотники разбираются ли в чертежах?

– Лучше всего разбираются в чертежах не артельные старосты, а молодые плотники, – ответил Сибирцев.

– А-а! Да-да! – закивал головой Накамура. – Известны ли имена этих молодых?

– У вас простые люди не имеют фамилий, – сказал Можайский, – но имена их известны: Таракити, Хэйбэй...

– Советую вам, Накамура-сама, дать фамилии со временем тем, которые покажут способности и старание, – сказал Путятин.

Накамура заметил, что всюду чертежи. Пол выстлан одним большим чертежом. Ему объяснили, как шхуна и ее части вычерчены одновременно с разных сторон. Большое количество бумаги дорогих сортов, запрошенное адмиралом, тратилось не зря. Также и тушь.

Множество линий и западных цифр с замечательной аккуратностью вычерчены па этих листах. Все офицеры работают дисциплинированно. Японский математик, прикомандированный к чертежной, также трудится. У западных людей во всем видна бодрость и военная сила. Это может быть обозначено иероглифом, означающим «Письмо Верховного Господина» или «Приказ свыше»...

– Отправляемся, господа, на стапель! – сказал Евфимий Васильевич.

Дождь стих.

– Господин Накамура, я рад, что вы прибыли, чтобы навести порядок, – говорил Колокольцов, ворочая рулем и правя к длинному каменному причалу. – Прошу вас не быть строгим с подрядчиками в других деревнях, исполняющих наши заказы, и не подвергать их особенно тяжелым наказаниям.

Накамура взглянул испуганно.

– Спасибо большое. Наше государство расплачивается за отсталость, за то, что японцы жили двести пятьдесят лет счастливо... как... в раю. На самом деле, оказывается, это был ад... И теперь надо наверстать и учиться.

– Я рад слышать. Адмирал всегда вам это говорил.

– Я счастлив повторять слова посла.