Теперь автор выкапывает в недрах своей фантазии то, чего его глаза никак не могут видеть. У фантазии — глаза всепроницающие. Ни десятиметровые стены, ни черная ядовитая тень не помешают её взгляду проникнуть сквозь стены и тень, как сквозь сеть. Паж взбежал по широкой, покрытой коврами лестнице, и когда он добрался до самого верха, у входа стояла его милостивая госпожа в белоснежном платье, и она потянула Симона внутрь рукой, которую он обдал своим горячим дыханием. Позволим себе не останавливаться на целовании ручек, которое занеже следует. Не осталось ни одного места на руках, кистях, пальцах, ногтях, не исцелованного жадными красными губами, и эти губы совсем опухли за сим галантным занятием. Вот потому–то, кстати сказать, губы у пажей постоянно похожи на страницы раскрытой книги. Так будемте же — спокойно — читать, о чем расскажет нам дальше спрятанный за ними язык.
Дама, после того как остановила юношу, доверительным образом рассказала ему, примерно так, как говорят с умной, преданной и верной собакой, что она очень одинока, что по ночам она всегда стоит на балконе, и что тоска по несказанному Нечто не оставляет ей ни одного не отравленного раздумьями приятного часа. Она убрала Симону со лба грубые волосы, коснулась его рта, провела по пылающим щекам и произнесла много раз подряд: «Милый, добрый мальчик! Да, ты должен быть моим слугой, моим рабом, моим пажом. Как чудесно ты пел. Как преданно смотрят твои глаза. Как красиво улыбается твой рот. Ах, давно мне хотелось иметь такого мальчика для времяпрепровождения. Ты должен скакать вокруг меня как лань, а моей руке должно гладить эту изящную, маленькую невинную лань. Я хочу садиться на твое коричневое тело, когда устану. Ах:» Здесь высокая госпожа всё ж таки покраснела и долго молча смотрела в темный угол комнаты, который тоже казался великолепным. Потом она благосклонно улыбнулась и встала, как бы успокоившись, и взяла обе руки Симона одной из своих прекрасных рук. «Завтра я одену тебя пажом, мой милый паж. Ты устал, не правда ли?» — и улыбнулась, и с улыбкою поцеловала его — доброй ночи! Она повела его наверх в башню, по всей видимости, высокую, в маленький славный покой. Там она еще раз поцеловала его и сказала: «Я совсем одна. Мы живем здесь совсем одни. Доброй ночи!» — и исчезла.
Когда на следующее утро Симон спустился вниз, белая госпожа стояла у двери, как будто ждала его терпеливо и долго. Она подставила ему руку и рот, и сказала: «Я люблю тебя. Меня зовут Клара. Называй меня так, если ты меня хочешь!» Они пошли в роскошную, устланную драгоценными коврами комнату, откуда открывался вид на темно–зеленый еловый лес. Здесь на богато украшенной резьбой спинке стула висели черные шелковые пажеские одежды. «Надень их!» — О, что за блаженно–глупое, исполненное искреннего восхищения лицо должно быть сейчас у нашего Каспара, Петера или Симона! Она приказала ему одеться, быстро, с улыбкою, вышла, вернулась через десять минут и нашла Симона черным шелковым пажом, какого она себе, наверное, и нафантазировала в часы мечтаний. Симон выглядел очень мило; его худое тело превосходно вписалось в тесное узилище пажеского одеяния. Он повел себя сразу вполне по–пажески и прижался, робко и порывисто, к телу госпожи. «Ты нравишься мне!» — прошептала она. «Идем, идем!»
День за днем играли они теперь в госпожу и пажа, и были счастливы. Для Симона все это было всерьез. Он думал, что нашел свое настоящее призвание, и он был совершенно прав. Была ли милостивая госпожа искренней, даря его своей милостью, об этом он не думал ни мгновения, и в этом он тоже был совершенно прав. Он называл её Клара, когда служил ей, когда ласкал её сладострастное тело. Больше он ни о чем не спрашивал, потому что у счастья, читатель, нет времени для долгих расспросов. Она спокойно, как ребенку, позволяла ему себя целовать. Однажды она сказала ему: «Послушай, я замужем, моего мужа зовут Аггапайя. Не правда ли, дьявольское имя. Он скоро возвращается. О, как я боюсь! Он очень богат. Ему принадлежат замок, леса, горы, воздух, облака, небо. Не забудь его имя. Как его зовут?» Симон запнулся: «Акка — , Акка — .» «Аггапайя, мой милый мальчик. Спи спокойно. Имя — еще не дьявол.» — Она заплакала, сказав ему это.