Симон Петлюра. «Я родился в Полтаве и я верю в украинскую государственность...»

«Был Петлюра среднего роста, приблизительно 168–170 сантиметров. Сухощавый, а временами и просто «кожа да кости», весил приблизительно 70–75 килограмм. Только в Варшаве он немного поправился, приблизительно килограммов до 80. Часто ходил, немного нагнувшись вперед и приподняв вверх левое плечо – профессиональная походка работающего за письменным столом. Имел всегда бледное, желтоватое лицо и зеленоватые круги под глазами. Всегда был хорошо выбрит, но чуб пепельного цвета имел длинный и часто отбрасывал его с высокого чистого лба рукой назад. В тонких губах, на которых часто играла немного скептичная улыбка, если не говорил, часто держал папиросу. Курил страшно много и наверно из-за этого был таким бледным и имел, прокурены зубы, в ряду которых был один сломанный, который показывался при улыбке. Его светло-серые глаза при поворотах головы отдавали голубизной. В спокойном состоянии они не блестели, были всегда спокойны и приязны, но в ажиотаже, в который Петлюра легко входил (в последнее время – в основном в узком кругу, но не перед широкой публикой), они ярко поблескивали. Движения его обычно были резкие, а позы – неспокойные. Часами он стоял, опершись о стену, или сидел на стуле, так нагнувшись вниз, что казалось, будто бы ему было очень неудобно находиться в такой позе, и он вот-вот её сменит.

Он мог хорошо слушать и долго мог не менять первоначальной позы. Часами он сидел и подпирал подбородок рукой, так что его фигура и лицо напоминали какого-то католического монаха. Когда разговор был живой и Петлюра его вел – он не мог усидеть, а большими шагами ходил из конца в конец комнаты, часто прикуривая папиросу от своей же папиросы.

Совершенно не заботился о своей одежде. Но, имея обычно потертый костюм и мятые воротнички или невыразительного цвета пальто и шапку, часто носил кожаные перчатки. Руку имел маленькую, костистую, типично интеллигентскую. С военного времени ходил преимущественно в обычной военной шинели, а на шее имел повязанный башлык. Зимой носил смушковую серую шапку.

Голос Петлюры был тенор баритонального тембра. Публичные речи начинал тихо и обычно незначительными фразами. Ясно, что так было и задумано – не говорить сразу основные мысли и не использовать ораторских приемов, пока слушатели не приготовятся внимательно слушать. Тихий в начале речи его голос дальше набирал большую силу, а ясные, простые выражения, в которых чувствовалась настоящая, выношенная уверенность, охватывали все больше и сильнее слушателей. В речах Петлюры не было ничего театрального, надуманного, заранее приготовленного, ни красноречивого жеста – а тем временем его ровная речь, что в начале казалась даже бледной, блеклой, незаметно брала за душу, чаровала и привлекала даже настроенных против него слушателей. Она почти не оставляла в памяти фраз или слов, но приносила аудитории ясную, убедительную мысль».

В. Королев – Старый

«О революции Петлюра говорил, что она неминуема, что народ уже прозревает и что нужно направить все усилия на то, чтобы скорее приблизить революцию, а когда она наступит, то нужно идти в рядах народа и помогать ему не только словом и делом, но и самим собою. Чувствовалось, что это не была поза молодого человека, однако, признаюсь, мне все-таки казалось, что у Петлюры мало активности в его характере, так как он всегда держался спокойно и сдержано, не смотря на свою молодость. Это была моя ошибка. За спокойным взглядом и выдержкой скрывалась сильная воля в этом молодом человеке.

Петлюра был далек от чванливости. Он хорошо знал Украину, может даже лучше иных патентованных знатоков, очень любил народ, понимал его интересы и был готов всего себя отдать на служение ему, но не звонил об этом ни в большие колокола, ни в маленькие колокольчики».

Ф. Щербина

«В первый раз я услышал Симона Петлюру как оратора военных масс на первом военном съезде, где я был в числе наблюдателей, прибыв в Киев по делам своей пулеметной команды. Впечатление от речи Петлюры осталось колоссальное. В каждом его слове слышалась искренность, какая-то захватывающая задушевность и глубокая вера в победу тех идей, которые он провозглашал. Тогда же, в этом одушевлении, с которым съезд слушал оратора, а потом в этом взрыве оваций и криках «Слава!», которые заглушили его речь, сразу было видно, что единственным вождем украинского воинства является Симон Петлюра. В нем не только увидели, но и почувствовали военные украинские массы своего естественного вождя. За ним они были готовы идти на бесконечные жертвы.

Совершенно логично и естественно, что Петлюра был выбран председателем на первом войсковом съезде, а потом и председателем Всеукраинского Военного Генерального Комитета, который должен был проводить организацию украинского воинства.

Несмотря на все запреты, препятствия, аресты, на призыв Петлюры на второй войсковой съезд съехалось вчетверо больше делегатов, чем было на первом съезде, разрешенном начальством.