Симона Байлз. Смелость взлететь. Тело в движении, жизнь в равновесии

– Симона, перестань бегать! – кричала мне мама из гостиной. Только тогда я вспоминала, что еще восстанавливаюсь после операции.

Я пропустила всего два дня тренировок, потом занималась только на разновысоких брусьях и делала кардио на верхнюю часть тела, пока доктор не дал добро тренироваться в полную силу. С тех пор нога меня больше не беспокоила. Похоже, святой Себастьян – мой идеальный святой.

* * *

Тренер Эйми и тренер Томас не ладили между собой. Я не знала (и не знаю до сих пор), в чем они разошлись, но они практически не разговаривали. За несколько недель их противостояние перешло в открытый конфликт.

Как-то вечером в феврале 2014 мы с Адрией приехали в зал, но Эйми не дала нам никаких указаний для тренировки. Всего нас собралось около десяти человек – в основном восьмого, девятого и десятого уровня, – и мы ждали инструкций. Вместо этого Эйми сказала:

– Сегодня у вас свободный день.

Такого еще никогда не бывало.

Остальные девочки стали радоваться:

– Ура! Свободный день! Отлично!

Но что-то тут не сходилось.

– Девчонки, а вам ничего не кажется странным? – спросила я.

– Не-а! Разве не здорово? – настаивали они.

Мы с Адрией и остальные члены команды начали повторять свои упражнения, но я все время ждала, что Эйми придет и отправит нас бегать по лестнице, потому что сегодня мы должны были делать именно это. Но она так и не пришла. Наконец, мы с еще несколькими девочками отправились ее искать. Она говорила в тренерской с другой сотрудницей зала.

– Эйми, какое у нас кардио сегодня? – спросила я.

– Мне все равно, – ответила она. – Делайте, что хотите.

Одна из девочек пошутила:

– Тогда мы пойдем прыгать на стульях!

Несмотря на шутку, я понимала, что ситуация серьезная.

– Девчонки, все это очень странно, – заметила я опять.

– Да что ты заладила! – ответил кто-то. – Развлекайся, Симона. Не будь такой серьезной!

Пару минут спустя мы услышали, как Томас и Эйми кричат друг на друга, а потом Эйми взяла свою сумку и ушла. Слов я не расслышала – помню только, что очень расстроилась и испугалась, когда Эйми уходила.

Мы подошли к Томасу и спросили, что случилось.

– Тренер Эйми только что сняла с себя свои обязанности, – ответил он. Он выглядел немного потерянным и встревоженным. – Думаю, она увольняется.

Мы все охнули. Никто этого не ожидал. Вы уже знаете, что при любых сильных переживаниях – будь то страх, грусть, злость или радость – я немедленно начинаю плакать. Я бросилась в раздевалку, зная, что слезы вот-вот хлынут у меня из глаз, и мне не хотелось добавлять напряженность ситуации. Я нашла в сумке свой телефон и всхлипывая позвонила матери.

– Мам, тренер Эйми только что ушла. Похоже, она больше не вернется.

– Я в курсе, – ответила мама. – Она только что мне звонила. Мы договорились встретиться прямо сейчас.

– А нам с Адрией что делать? – спросила я. – Нами тут никто не занимается.

Мама на мгновение задумалась.

– Сегодня в церкви занятия по катехизису, – сказала она наконец. – Может, поедете с Адрией прямо туда?

– А вещи из шкафчиков нам забрать? – спросила я. Я уже тогда знала, что, если Эйми уйдет, я уйду за ней следом. Но от этого мне было грустно, потому что пришлось бы расстаться со всеми подругами в Bannon. Это был единственный зал, который мы с Адрией знали.

Мама повела себя, как всегда, разумно.

– Оставьте пока все как есть, – ответила она. – Нет нужды разводить драму. Просто скажите Томасу, что я вам велела ехать в церковь. Позднее мы все обсудим.

Сообщив Томасу, что уезжаем, мы с Адрией поехали на моей машине на урок катехизиса. Глаза у нас обеих были красные. Когда священник попросил меня прочитать отрывок из Библии моей группе, я внезапно опять начала плакать. Адрия, увидев меня в слезах, разрыдалась тоже.

– Что у вас случилось? – спросил священник. Он никогда не видел нас с сестрой такими расстроенными. Обычно мы наоборот веселились.

Я покачала головой:

– Мне нельзя об этом рассказывать.

– Тогда, может, вам лучше выйти на воздух? – предложил он.

Остаток занятия по катехизису мы с Адрией провели в моей машине на парковке у церкви. Мы не разговаривали: просто сидели и прокручивали в головах разные сценарии развития событий, гадая, что будет дальше.

Вернувшись домой, мы узнали, что мама провела остаток дня у Эйми, и они с ней поговорили. Эйми сказала, что уходит из Bannon и будет искать другой зал. Она надеялась, что наша семья последует за ней.

Мама даже не спросила Эйми о причинах ухода. Она не собиралась копаться в подробностях конфликта между Эйми и Томасом. Мама знала, что Эйми работала в Bannon почти двадцать лет. Она пришла туда в 1997, в год моего рождения; работая там, вышла замуж и родила троих детей. Мама поняла, что, если Эйми решила уйти, у нее должны быть веские причины. Вместо того чтобы расспрашивать о них, мама подняла единственный вопрос, который напрямую касался нашей семьи, – оставаться нам с Адрией в Bannon или переходить следом за Эйми в новый зал.

– Дело не только в том, что думаем мы с Роном, – объяснила она Эйми. – А еще и в том, захотят ли девочки пойти за тобой. Пусть они сами делают выбор.