— Какая? — я подумала, что если он попросит перевести двадцать тысяч долларов на счет его якобы умирающего родственника, я не то, чтобы не удивлюсь, но даже и вздохну с облегчением, как бы извращенно это ни звучало. Не знаю почему, но идиллия всегда меня настораживала и заставляла ждать каверзного подвоха.
— Я тебе не говорил, что коллекционирую советские журналы перестроечных времен?
— Нет, — удивилась я.
— Тогда тебе еще предстоит увидеть мою коллекцию. Так вот, один мой знакомый собрал для меня подборочку. Журнала три-четыре всего, это не тяжело. Ты сможешь мне привезти?
— Без проблем, — немного удивленно ответила я.
— Саша, какая ты отмороженная… Все в порядке? Ты вообще не забыла, что мы договорились встретиться в Венеции? Может быть, ты передумала?
— Не забыла, — прошептала я, — так значит, ты это серьезно говорил?
— Что же мне с тобою делать? — рассмеялся «идеальный мужчина». — Когда ты перестанешь меня подозревать? Почему ты все время ожидаешь худшего?
— Потому что у меня была сложная жизнь, — ответила я, вспомнив целую вереницу моральных уродов, с которыми я когда-либо пыталась построить отношения.
— Скоро твоя жизнь изменится, — торжественно пообещал он.
Он-то надеялся меня этой фразой вдохновить, а я, наоборот, насторожилась. Нехорошая эта фраза, и совсем недавно я ее уже слышала, правда при несколько иных обстоятельствах. Ее произнес похожий на викинга татуировщик Егор перед тем, как нарисовать на моей спине несмываемую змеюку. И тогда я тоже надеялась на лучшее, а что в итоге из этого вышло?
Правда, Алану мой дракон понравился. Так что, возможно, правы те, кто в ответ на любую неприятность философски пожимает плечами и говорит: все, что ни делается — к лучшему.
Не могу сказать, что две недели пролетели мгновенно.
Много всего произошло.
Во-первых, я решила сменить имидж и покрасила волосы в рыжий, но когда пятый по счету коллега с опаской поинтересовался, не больна ли я чем и нужна ли помощь, я не выдержала и перекрасилась обратно. Досадно — пришлось потратить два вечера на посещение стилистов и кучу денег на оплату их так называемой работы, а в итоге я ничуть не изменилась, только волосы стали сухими и жесткими, и пришлось покупать для них профессиональный шампунь.
Во-вторых, я трижды поссорилась со своим начальником Степашкиным. Я упорно пыталась, как и раньше, вести на страницах газеты дневник и по-честному рассказать читателям о своей предстоящей романтической поездке в Венецию. Но Максим Леонидович как с цепи сорвался и на мои благостные опусы реагировал неадекватно — пытался сквозь зубы доказать мне, что такой идиллии просто не существует в природе. Был в этом лишь один положительный момент — его возмущение наглядно свидетельствовало о том, что личная жизнь самого Степашкина не задалась. Вы только не подумайте, что исподтишка я желаю ближним своим неудач. Нет, я искренне радуюсь, когда кому-то из знакомых везет в любви (конечно, есть исключения — например, когда какая-нибудь малолетняя офисная стервоза с акриловыми ногтями начинает, закатив ясны очи, рассказывать о том, как она подцепила шикарного мужика, и он мгновенно предложил ей руку и сердце, мне хочется выцарапать мерзавке глаза, но по-моему, такая реакция вполне естественна).
Однако положа руку на сердце, признаюсь, что своего шефа я ненавижу.
Ненавижу и ничего поделать с этим не могу.
Но он сам, сам во всем виноват. Наши отношения не сложились с самого начала, и в этом нет ни милиграмма моей вины.
Я появилась в газете «Новости Москвы» почти десять лет назад, кажется, я уже упоминала об этом вскользь. Я тогда была оптимистичной студенткой, полной самых радужных планов, которая даже на диете не сидела. Да и Максим Леонидович был молод и весьма смешон в своем желании казаться серьезным и крутым. Он носил чахлую бороденку и очки с бутафорскими стеклами и никогда не появлялся в офисе в джинсах — о нет, на этом снобе всегда был костюм и отглаженная рубашка, голубая, в еле заметную полоску. Это была его униформа — подозреваю, что в его шкафу собрались сотни одинаковых рубах. Что это, как не психическое отклонение?
Но тогда я не обращала на подобные мелочи внимания, и новый начальник показался мне просто слегка помешанным на работе, но вполне адекватным профессионалом. Все изменилось, когда однажды (я тогда и трех дней не успела проработать в редакции) я забыла перезвонить по поводу какого-то абсолютно не важного интервью. На такую незначительную оплошность можно было бы спокойно закрыть глаза, но милейший Максим Леонидович попросил меня зайти в его кабинет, чтобы разобраться. А когда я, вежливо улыбнувшись, поинтересовалась, в чем дело, принялся орать, что я — никчемная девица, которая никогда не сделает карьеру. Еще он сказал, что я — балласт редакции, и он уволит меня при первой же возможности. Я тогда жутко перепугалась и даже всплакнула в туалете. Но потом привыкла — ведь впоследствии он взял моду чуть ли не каждый день угрожать мне увольнением и полным лишением гонорара.