Симпатика (СИ)

Он для верности пошарился по комнате Солли и пришёл к выводу, что Солли в принципе не привлекали вещи, которые обычно нравились девочкам. Или Чонин в этом мало понимал и дурно влиял на ребёнка, потому что комната Солли больше походила на комнату мальчика, чем девочки. Только неизменный Тэдди худо-бедно вписывался в обычные рамки, и Солли не тянуло разобрать мишку на детали. Всё остальное она непременно разбирала и собирала обратно. Не собирала обратно разве что кукол, небрежно сваленных в пыльную коробку. Кукол ей, скорее всего, дарили родные, а хранились они жутковато: руки, ноги, головы, туловища — всё по запчастям, миниатюрные платья и костюмчики Солли не интересовали вообще и валялись на дне коробки. Машинки Солли тоже дарили. И они тоже хранились в разобранном виде, потому что её больше привлекали миниатюрные моторчики и всякие фигурки со строгими классическими формами. Хотя собирать машинки обратно Солли нравилось.

Хань озадаченно сидел посреди комнаты и чесал за ухом, пытаясь припомнить, водились ли за Чонином и Каем подобные склонности. Кай был менее прагматичным, чем Чонин, особенно в свете любви к танцам. Чонин обладал всё той же жёсткой самодисциплиной, но танцы в его случае заменялись на тэквондо. Довольно равноценно на самом деле, разница только в оттенках практичности. Солли несколько в это не вписывалась, хотя при различии в целях методы оставались одинаковыми. Впрочем, Солли с восторгом относилась и к тэквондо, и к танцам. Последнее, ей, конечно, не светило в силу её глухоты.

Солли вспомнила о блинчиках, и они вернулись к столу. Хань немедленно убедился ещё раз в математических склонностях Солли, потому что она принялась объяснять, как надо есть блинчики. Это сводилось к игре с чёткими математическими правилами и использованием подручных предметов по принципу жёсткой классификации: круглое — отдельно, с углами — отдельно, длинные ложки, вилки и ножи — отдельно тоже. Резать блинчики — строго по правилам: один раз вдоль и два — поперёк, чтобы обязательно выходило шесть одинаковых кусочков…

Хань едва не свалился со стула, когда наконец заметил прислонившегося к косяку Чонина. Тот завернулся в плед, как в плащ, и молча наблюдал за ними.

— Привет, — неуверенно пробормотал Хань, лихорадочно роясь в голове в поисках подходящей причины для его внезапного визита. Ещё ведь и стоило как-то объяснить Чонину, почему это Хань напялил чужую одежду.

Чонин небрежно оттолкнулся плечом от косяка, бесшумно подошёл к раковине, на ходу смахнув со стола чистый стакан, набрал воды и принялся пить по чуть-чуть. Хань закусил губу, разглядывая его и пытаясь понять, насколько плохо или хорошо Чонин себя чувствует. Скорее всего, Чонину пока ещё больно было пить. Или неудобно. Наноманипуляции заменяли исходные клетки и полностью восстанавливали повреждённые, но это всё равно ощущалось иначе. Пока тело не восстановится полностью само по себе, Чонин так или иначе будет ощущать дискомфорт. И, скорее всего, ему сейчас нельзя есть всё, что хочется.

— Тут неподалёку вроде бы есть ресторанчик. Я могу заказать на ужин куриный бульон, если хочешь, — тихо предложил Хань, продолжая разглядывать замотавшегося в плед Чонина.

Отставленный стакан, короткий взгляд поверх плеча и лёгкое движение бровей. Вероятно, это переводилось как “делай, что хочешь”.

Хань робко высунулся в коридор и полюбовался, как Чонин уронил плед на пол и скрылся за дверью ванной — оттуда скоро донёсся шум льющейся из крана воды. Ханя подёргали за штанину, и он удивлённо уставился на Солли. Она выглядела чем-то недовольной и жестами доходчиво объяснила, что Хань — кретин. Полный. И даже не лечится, а стоило бы.

Нить рассуждений Солли ускользала от понимания Ханя.

— Да что я сделал не так? — возмутился он в конце концов и решил уже вломиться в ванную, припомнив, что защёлки там нет, но Солли опять вцепилась в его штанину и помотала головой. В итоге Ханю удалось от неё добиться только пояснения, что Ханю нечего делать в постели Чонина, даже если это ванна, а не кровать.

Хань ошарашенно пялился на Солли и чувствовал, как у него полыхают даже уши.

Хань спасся телефоном и заказом, а потом явился курьер. Хань забрал у него коробки и пакеты, расплатился и накрыл на стол с помощью Солли. Чонин снова ничего не сказал, когда выбрался из ванной. Он молча поел, а после так же молча помогал Ханю наводить порядок и мыть посуду.

Хань время от времени косился на Чонина и прикидывал, что же ему делать. И всё больше ему казалось, что он поступил по-дурацки, когда приехал в школу и остался.

— Не возражаешь, если я останусь здесь? — покончив с посудой, спросил Хань. Раз уж делать глупости, то с размахом. Он сжимал в пальцах полотенце и вопросительно смотрел на Чонина. Тот присел на край стола, скрестив длинные ноги в лодыжках и сунув руки в карманы свободных военных брюк. Широкие плечи обтягивала пятнистая футболка — почти такая же, как та, что болталась на Хане. И Чонин смотрел на Ханя из-под густой чёлки с лёгкой усталостью во взгляде.