— Нет, сэр! Но откуда же у меня взялся вызывающий вид?
— Стоит тебе взглянуть на меня, парень, и я уже вижу в твоих глазах вызов. Тебе хочется ходить повсюду, как хожу я, без всяких помех и тому подобное. Ты не хочешь больше ездить в вагонах для черномазых. Не хочешь говорить белым: «да, сэр», «да, мэм». Не хочешь знать свое место. Вот откуда у тебя вызывающий вид. Ладно, сделаю тебе уступку — отлуплю тебя не по башке, а по ногам.
— Но я не хочу, чтобы вы вообще меня лупили, мистер, сэр. Я ведь ничего не сделал.
— Ты же черный, не так ли? Разве, по-твоему, одного этого недостаточно? Тебе ведь надоело все время помнить об этом, не так ли? И ты не удираешь, когда видишь, что я подхожу, ведь правда? Ну так вот тебе! И еще! И еще! И не вопи!
— О-о-о-оу-оу!
— Сказано: не вопи!
— Как же мне не вопить, босс. Ведь больно.
— Тебе и должно быть больно. Не вопи!
— О-о-о!
— Не по вкусу тебе все это?
— Нет, сэр.
— Не по вкусу?
— Да, сэр!
— Тогда не торчи на перекрестке! Противно смотреть, как вы, цветные парни, околачиваетесь тут, а белые люди в это время трудятся в конторах и на фабриках.
— Я бы тоже охотно работал, босс, если б вы мне дали работу.
— Ничего мы вам не дадим. Мое дело — лупить вас по башке. А то каким же иным способом мне удержать вас в повиновении?
— Босс, вы говорите в точности как Гитлер, сэр!
— Как кто?
— Как Гитлер!
— Люди, вы слыхали?! Все слыхали, что он сказал?! Ну, парень, пошли в тюрьму.
— А в чем я повинен, мистер, сэр?
— В измене, черный парень! В измене, вот в чем!
Двух сторон мало
— Чтобы спать поудобнее, двух боков мало, — заявил Симпл. — Когда я устаю спать на левом боку, то могу повернуться только на правый.
— Но можно спать и на спине, — посоветовал я.
— Тогда я храплю.
— А почему бы вам не попробовать спать на животе?
— Когда я сплю на животе, у меня болит шея, все время приходится поворачивать голову то в одну, то в другую сторону, иначе я задыхаюсь, Не люблю я спать на животе.
— Все люди спят обычно на правом или левом боку — и не жалуются. Не понимаю, почему вы считаете это неудобным. В конце концов, ведь во всем бывает только две стороны.
— Вот об этом-то я и толкую, — сказал Симпл. — Двух сторон мало. Мне надоело спать только на левом или на правом боку, потому я и хочу, чтобы для разнообразия было еще два или три бока. Кроме того, когда я сплю на левом боку лицом к жене, мне, чтобы узнать утром который час, приходится поворачиваться к часам. А когда я сплю на правом боку, лицом к окну, свет будит меня раньше времени. Если я сплю на спине, то храплю и беспокою жену. А на животе спать нельзя — я уже говорил почему. Вот, к примеру, моряки торгового флота, когда речь заходит о корабле, постоянно упоминают о «портсайде» и «штирборте». Человеку тоже надо бы иметь не только правый и левый бок, но еще также «портсайд» и «штирборт».
— Но ведь это на морском языке то же самое, что левый и правый борт. У корабля только два борта: вам это известно так же, как и мне.
— Тогда, значит, и кораблям приходится не лучше, чем людям, — сказал Симпл. — Когда начинается шторм, кораблю только и остается, что ворочаться с боку на бок, совсем как мне.
— Может, за ужином вы слишком много едите или слишком много пьете кофе?
— Нет, ночью желудок меня не беспокоит. Но по утрам мне кое-что действительно не по вкусу: просыпаешься — и постоянно видишь все одну и ту же надоевшую яичницу-глазунью с одним глазом, — которую Джойс готовит на завтрак. Я бы хотел, чтобы существовали всевозможные глазуньи, а не одни только белые с желтым глазом. Пусть будут голубые яичницы с коричневым глазом, и коричневые с голубым глазом, и красные с зеленым.
— Если в одно прекрасное утро вы проснетесь и увидите у себя на тарелке красную яичницу с зеленым глазом, то подумаете, что накануне хватили лишнего.
— Конечно, подумаю, — сказал Симпл. — Но одноглазая яичница — это так однообразно! С какой стороны ни посмотришь на нее, это, черт возьми, все равно яичница: с одной стороны — поджаристая, с другой — жидковатая. Или, если вы ее переворачивали, поджаристая с обеих сторон. Раз уж яйцо попало на сковородку, у него тоже только две стороны. И если нижняя сторона подгорит, то получится точь-в-точь расовая проблема: черное и белое, белое и черное.
— Я так и знал, что вы в конце концов доберетесь до расовой проблемы. О чем бы вы ни говорили, вам непременно надо помянуть цвет кожи. Да бог с ним! Сводя по своему обыкновению все к двум сторонам, вы занимаетесь сверхупрощенчеством.
— Чем, чем я занимаюсь?
— Я говорю, что семантика у вас слишком упрощенная.
— Как, как?..
— Фразеология ваша.
— Моя?..
— Ну, ваши слова, дружище, ваши слова.