Симпл предъявляет счет

— Ведь наш брат, пожилой человек, белый или черный, ведет себя лучше, чем нынешняя молодежь, не так ли? — сказал Симпл. — Ей-богу, это так! Вот вам примеров годы моего детства ребята обычно тузили друг друга кулаками, боролись, гонялись друг за другом, а иной раз кто-нибудь мог и швырнуть камнем в приятеля. В худшем случае — в самом худшем случае — мальчишка, если он был совсем уж испорченный, вытаскивал нож, но редко пускал его в ход. А теперь все эти подростки, да и дети то и дело стреляют, и притом так, чтобы обязательно убить. Чем, по-вашему, объяснить все это?

— Когда мы были маленькими, люди воевали при помощи винтовок. А теперь — при помощи атомных бомб. Войны стали ожесточеннее.

— Когда я был маленький, — сказал Симпл, — если меня заставали за курением сигаретки, то тут же начинали пороть. А нынче курение сигареты — сущий пустяк. Ребята курят папиросы с наркотиками и пускают дым прямо в физиономию мамаше. Чем, по-вашему, объяснить все это?

— Когда вы были маленький, — сказал я, — взрослые считали себя страшными кутилами, если, бывало, посидят в компании за кружкой пива и возвратятся домой в полночь. А нынче, если не пьешь скотч-виски, грог, джин или водку, то считается, что попусту теряешь время. И начинают пить теперь, пожалуй, только в полночь. Теперь все стали какие-то необузданные.

— Первую похабную картинку, — сказал Симпл, — я увидел, когда мне было двадцать пять лет. А теперь я читаю в газетах, что ими открыто торгуют возле школ.

— Когда вы были маленький, — сказал я, — то «Подлинные признания» припрятывали подальше, чтобы книга не попалась на глаза бабушке. Но так поступали до того, как наши бабушки начитались Микки Спиллейна, а комиксы сейчас вообще продают в каждом киоске.

— Когда я был мальчишкой, комиксы были в самом деле комичные, — сказал Симпл. — Помните «Матта и Джеффа», «Воспитание папаши» и «Подгулявших ребят»? А теперь комиксы ничуть не комичны. В них одна уголовщина да всякая чушь — чудовища, психи, шпионы и тому подобное. Не удивительно, что ребята больше не стремятся, скажем, получше одеться, а стараются стать преступниками. В кино, бывало, показывали, как швыряются пирогами, и про любовь, и про вампиров, и про чикагских гангстеров, которых в конце фильма обычно подстреливали. А теперь в кино стреляют не только гангстеры. Нынче в фильмах пистолет у каждого. Должно быть, мы живем в Век пистолета. Я-то думал, что для ношения оружия требуется разрешение. А в кино я ни разу не видал, чтобы кто-нибудь вытаскивал из кармана разрешение. Зато все вытаскивают пистолеты. Бах! И кого-то укокошили! В картине, которую я недавно видел, произошло шесть убийств. То же самое в телевидении и по радио. В постановке обычно бывает одно убийство в начале, два в середине и три в конце, иначе это вовсе и не боевик. Ну как тут упрекать детей? По-моему, ребята думают, что без стрельбы и жить не стоит.

— Конечно, все развлекательные зрелища полны насилия. Но, в конце концов, это ведь все лишь выдумки. Я думаю, даже дети понимают, что все это понарошку.

— Но это настолько захватывает, что детям хочется попробовать все по-настоящему, — сказал Симпл.

— Значит, вы считаете, что жизнь подражает искусству? Лично я думаю, что дело обстоит наоборот. Жизнь полна преступлений, и потому везде их так много — и в радиовещании, и в телевидении, и в кино Возможно, все это какой-то порочный круг.

— Но слава богу, — сказал Симпл, — что в этом кругу, по крайней мере, не одни только негры. Теперь все поголовно стреляют и убивают. И мы — негры — меньше всех. По радио никогда не услышишь, чтобы кого-нибудь убил негр, убивают лишь белые. И в телевидении самые крупные и самые шикарные преступления тоже совершают белые.

— Ни одна раса не имеет монополии на преступление. К чему же и здесь заводить разговор о цвете кожи?

— Потому что я цветной, — ответил Симпл. — Мои предки были цветные, и дети мои будут цветные. Почему бы. мне не говорить о цвете кожи?

— К такой социологической проблеме, как преступление, цвет кожи, пс^моему, не имеет никакого отношения.

— Был бы я слоном, я бы говорил о слонах, — сказал Симпл. — Будь я львом, говорил бы о львах. А раз я негр, то и говорю о неграх. Я не хочу сегрегации, даже когда речь идет о преступлениях. Никакой сегрегации — ни в жизни, ни в кино, ни в телевидении. Я хочу равноправия и требую его.

— Насилие и преступление — зло. Вы хотите иметь право творить зло?

— Я хочу иметь все права, какие только существуют, — воскликнул Симпл. — А тогда я выберу себе право поступать правильно. Каждый должен иметь право совершать зло, чтобы располагать правом творить добро, не так ли?

— Ваши доводы противоречат здравому смыслу, — сказал я.

— Ну, так возьмите себе здравый смысл, а мне оставьте права, — сказал Симпл. — А тем временем я намерен расти назад, чтобы непрерывно молодеть.

Похороны Джима Кроу